|
Друзилла? Цезония. Кто на это ответит! Он действительно ее любил. Ужасно видеть, как умирает та, которую вчера еще сжимал в объятиях. Сципион (неуверенно). А ты? Цезония. О! я давняя его любовница. Сципион. Цезония, нужно его спасти. Цезония. Так ты его любишь? Сципион. Люблю. Он был добр ко мне. Он многому меня научил. Некоторые его фразы я помню наизусть. Он говорил мне, что жизнь нелегка, но что есть религия, искусство, любовь, которые поддерживают нас. Единственное заблуждение, говорил он, – заставлять людей страдать. Он хотел быть справедливым. Цезония (поднимаясь). Он был слишком молод. Подходит к зеркалу и глядит на себя. У меня никогда не было иного бога, кроме моего тела. И этого бога молю сегодня, чтобы он заставил Кая подчиниться мне. Входит Калигула. Увидев Цезонию и Сципиона, колеблется и делает несколько шагов назад. В то же мгновение с противоположной стороны входят патрициии управитель дворца. Останавливаются озадаченные. Цезония оборачива ется. Она и Сципион бросаются к Калигуле. Калигула останавливает их движением руки. Сцена седьмая Управитель (неуверенно). Мы… мы искали тебя, Цезарь. Калигула (отрывисто, изменившимся голосом). Вижу. Управитель. Мы… то есть… Калигула (грубо). Чего вам надо? Управитель. Мы беспокоились, Цезарь. Калигула (приближаясь к нему). По какому праву? Управитель. Э э… гм… (Внезапно одушевившись, быстро.) В конце концов ты же знаешь, что должен решить несколько вопросов, касающихся публичной казны. Калигула (неудержимо смеясь). Казна? Да уж, в самом деле, казна – это капитально. Управитель. Да, Цезарь. Калигула (смеясь по прежнему, Цезонии). Не правда ли, дорогая, казна – это очень важно. Цезония. Нет, Калигула, это второстепенный вопрос. Калигула. Ты в этом ничего не понимаешь. Казна есть весьма могущественный фактор. Важно все: финансы, нравственность, внешняя политика, снабжение армии и аграрные законы. Говорю тебе, все это очень важно. Все имеет равное значение – величие Рима и приступ артрита. О! Я займусь этим всем. Послушай ка, управитель. Управитель . Мы тебя слушаем. Патриции приближаются. Калигула. Ты мне верен, не так ли? Управитель (с упреком). Цезарь! Калигула. Ладно. Я хочу предложить тебе план. Мы с тобой в два счета перевернем политэкономию. Я тебе все растолкую… когда патриции уйдут. Патриции уходят. Сцена восьмая Калигула садится у ног Цезонии. Калигула. Теперь слушай. Во первых: все патриции, все граждане Империи, располагающие какими либо средствами – не важно, большими или малыми, это все равно, – обязаны лишить своих детей наследства, завещав все государству. Управитель. Но, Цезарь… Калигула. Я еще не давал тебе слова. Исходя из наших нужд, мы будем этих людей казнить в порядке свободного списка. В нужном случае этот список можно будет изменять – как нам заблагорассудится. И мы унаследуем все эти средства. Цезония (высвобождаясь). Что это ты выдумал? Калигула (невозмутимо). Порядок казней на самом деле не имеет никакого значения. Или, скорей, эти казни имеют равное значение, из чего вытекает, что значения они не имеют. Кстати, все виновны в одинаковой степени. И к тому же заметьте, что ничуть не более безнравственно обворовывать граждан открыто, нежели исподтишка, увеличивая косвенный налог на продукты, без которых они не смогут обойтись. Править – значит воровать, все знают это. Но можно это делать разными способами. Лично я хочу воровать о ткрыто. Я сравняю вас с чернью! (Управителю, сурово.) Ты будешь исполнять приказы без промедления. Граждане Рима подпишут завещания сегодня же вечером, а жители провинций – в течение месяца. Разошли гонцов. Управитель. |
