|
Разве только предположить, что, совершив из Италии пешее паломничество в Сантьяго де Компостела близ границы с Португалией, супруги Калиостро далее проследовали через всю Францию в находящийся близ Марселя Экс-ан-Прованс, далее в Авиньон, оттуда — кружным путем через Женеву и Пьемонт — в Турин и находящийся еще в нескольких сотнях километров Рим, а оттуда опять вернулись в Испанию, чтобы провести там несколько месяцев, и в Португалию? Другие исследователи предполагают, напротив, что Калиостро с женой не совершали никакого паломничества в Сантьяго де Компостела. Но, тем не менее, рассказ Казановы заслуживает того, чтобы его привести: "Однажды за обедом завели разговор о новоприбывших паломнике и паломнице, итальянцах, что шли пешкам из Галисии от святого Иакова, должно быть, знатных особах, ибо, вошед в город, они роздали нищим немало денег. Прелестная паломница, коей, сказывали, было лет восемнадцать, такая была уставшая, что сразу легла почивать". Казанова во главе "оравы" заинтригованных постояльцев поспешил нанести визит незнакомцам, в которых со своим превосходным знанием людей предполагал найти "фанатичных святош, а может, и пройдох", и запечатлел их внешний облик так: "Паломница сидела в креслах с выражением крайней усталости на челе, привлекая взоры своею юностью, печальной красотой и распятием желтого металла, дюймов в шесть, что держала в руках. Она отложила его при нашем появлении и встала, чтобы радушно нас приветствовать. Паломник, возившийся с ракушками, прицепленными к ее черной клеенчатой накидке, не пошевелился; указав глазами на жену, он, казалось, предлагал забыть о его скромной особе. Выглядел он лет на пять-шесть старше ее, ростом мал, крепко сбит, лицо запоминающееся, исполненное отваги, наглости, насмешки, плутовства, тогда как на лице жены его, напротив, были написаны благородство, скромность, наивность, мягкость и стыдливость. Оба они с трудом изъяснялись по-французски и вздохнули облегченно, когда я заговорил по-итальянски. Она назвалась римлянкой, что я без того понял по красивому ее выговору, а его я принял за сицилийца, хоть он и уверял меня, что неаполитанец. Судя по паспорту, выданному в Риме, фамилия его была Бальзамо, она же звалась Серафина Феличиани и имени своего не переменяла. Читатель встретит спустя десять лет Бальзамо, превратившегося в Калиостро.
Она поведала, что возвращается в Рим вместе с мужем своим, довольная, что поклонилась святому Иакову Компостельскому и Деве дель Пилар; туда они шли пешком и так же возвращаются обратно, живя одним подаянием, тщетно надеясь нищетою своею заслужить перед Господом, ибо много грехов на душе ее. "Но напрасно я всегда прошу один только медный грош, — сказана она, — мне всегда подают серебро и злато, и потому мы понуждены во исполнение обета раздавать, вошед в город, все деньги нищим, ведь оставить их у себя — значит не верить в бесконечную милость Господню". Она призналась, что крепыш муж нисколько не страдал, тогда как она измучилась до чрезвычайности от того, что надо каждый день идти пешком, спать на скверных: постелях не раздеваясь, чтоб не подхватить какую-нибудь кожную болезнь, от которой так непросто избавиться. Похоже, она упомянула об этом для того лишь, чтоб возбудить в нас желание увидеть гладкую кожу ее, а не только руки, белизной коих мы покамест могли любоваться задаром. В лице был приметен один изъян: гнойливые ресницы портили нежный взгляд прекрасных голубых глаз. Она сказала, что намерена отдохнуть три дня, а затем отправиться в Рим через Турин, дабы поклониться святой плащанице. Она знала, что их в Европе несколько, но ее уверили, что подлинная хранится в Турине; именно ею Святая Вероника стерла пот с лица Спасителя, именно на ней запечатлелся его божественный лик. Мы удалились, восторгаясь прекрасной паломницей, но не слишком уверившись в ее набожности. Что до меня, то, не вполне оправившись от болезни, я и не думал ее домогаться, но многие спутники мои с большой охотою предложили бы ей отужинать наедине. |
