|
Это же он был дома с Фрикком тем летним днем много лет назад. Это же он оставил сына, чтобы купить продукты в магазине за углом, пока малыш спал. И это он выбил дверь в панике, когда оттуда повалил дым, и выпрыгнул из горящей квартиры на третьем этаже с безжизненным свертком на руках. Он чувствовал свою вину за Фрикка. Он чувствовал вину за развалившийся брак, за свою неспособность заботиться о своих детях после пожара. Вину за то, что позволил чувству вины уничтожить ту жизнь, которую он мог бы прожить.
Были и другие слова. Стыд. Страх. Неполноценность. Бессилие. Эгоизм. Горе. Психолог почесал двойной подбородок. – Так это ваше объяснение? Травма тринадцатилетней давности, которая однажды просто вгрызлась в вас? Вы были пьяны, в кармане были таблетки, и вы решили покончить со всем этим? Типа been there, done that? Фредрик пожал плечами. Объяснение было столь же подходящим, как и любое другое. Психолог кончиками пальцев потер лоб и провел ими вдоль пробора к макушке. Там он ухватил несколько тоненьких волосинок средней длины и стал теребить их. В конце концов полицейский не выдержал тишины. – Конечно, картина более сложная. Работа. Сожительство. Лекарства, которые я глотал весь последний год… – Он потер руками бедра. – Извините. Сижу тут и ною. – Да, – ответил психолог. – Тут в полиции кофе такой дерьмовый, что я вынужден пить чай. А от чая у меня расстройство желудка. Зарплата смехотворная, и день за днем я должен слушать нытье взрослых людей, полицейских, сидящих на этом диване. Это недостатки моей работы. Казалось, он уже хотел подняться. Но тут ему в голову пришла другая мысль, и стул вновь скрипнул, когда он вновь заерзал на нем. – От этого нытья даже картина на стене осыпается. Знаете, как говорят на психфаке? Не давай советов, вот что они говорят. Помоги пациенту рассуждать, пока он сам не поймет, что для него лучше. Bullshit, вот что я скажу. Так что вот мой совет. Спой в хоре. Выгони сожительницу и переспи с женой шефа. Собери машину или свяжи свитер. Психолог наклонился к столу и вынул чайный пакетик из чашки. Положил его на стеклянное блюдце так, что коричневая жидкость стекла через края. – Совершенно неважно, что делать. Главное – чтобы это казалось осмысленным. Вы думали, те таблетки спасут вас? Нет уж, извините. Вы должны сделать это сами. Фредрик фыркнул. – Не очень-то это мне поможет. И что, ко мне вернется память? – Скажете тоже, – хмыкнул психолог. – К некоторым память возвращается постепенно. К другим – может и никогда. Хотя и воспоминания вот здесь, – сказал он и толстым пальцем постучал по голове. – Мозг ничего не забывает. Вы сами это делаете. Некоторое время он сидел и упивался собственной значимостью, прежде чем продолжить. – Я бы посоветовал поискать отправные точки. Что-то из того вечера, что поможет открыть этот ящик. Может быть, запах. Звук, мелодия, например, или может быть картинка. Люди ведь беспрестанно фотографируют. Что-то в таком духе. Тогда может случиться, что туман рассеется. – Спасибо, – произнес Фредрик и показал на стену за спиной психолога. – Вам надо что-то туда повесить. Или вытащить кнопки. Нехорошо выглядит. Психолог пропустил это мимо ушей. – Надо только по-настоящему захотеть вспомнить, – сказал он. – Мозг закрывается не без причины. Он умнее тебя.
Глава 13
По пути к автобусной остановке она опять заметила, как в душе шевельнулось беспокойство. Весь день она отгоняла от себя это чувство, но теперь, когда в одиночестве шла по улице, мысли нахлынули, и оно вернулось. Что за дело ей предстоит? Что произошло на вилле на Бюгдей? Ничто не указывало на то, что человек на лестнице, Микаэль Морениус, стал жертвой еще чего-то, кроме обыкновенного несчастного случая. |
