Это был нариди – напиток, напоминавший вкусом лимонный сок. Широков и Синяев часто хотели пить по ночам, и нариди всегда стоял у изголовья постели. Он им очень нравился.
– Георгий! – прошептал Широков. – А что, если я сброшу этот кувшин на пол? Грохот привлечет внимание Синьга, и он придет к нам узнать, в чем дело.
– Так он же разобьется.
– Кто его знает. Может быть, разобьется, а может, и нет. Если не разобьется, то и нариди не выльется. Крышка закрывается плотно. Ты же знаешь, ее приходится поднимать с усилием.
– Если кувшин разобьется и нариди выльется, кому‑то придется производить уборку. Вряд ли наш андроид умеет это делать.
– Неужели они осудят нас за это?
– Нет, конечно, но как‑то неудобно.
– Нельзя ждать. Синьг может войти через час и через два. Но как мне это сделать? Страшно пошевелить рукой.
– Мне тоже.
– Я попробую потихоньку.
Широков стал медленно поднимать руку. Сердце ответило ускорением биения, но все же ничего страшного не случилось.
– Спокойно, Петя! Не торопись!
Сосуд был легок для здорового человека, но Широков с тревогой думал об усилии, которое придется сделать, чтобы опрокинуть его на пол. Пройдет ли это движение безнаказанно?..
И вдруг они услышали тихий мелодичный звук, пронесшийся по комнате, а вслед за ним отчетливый голос Синьга:
– Вы проснулись? Можно мне зайти к вам?
– Поскорее! – как мог громко ответил Широков, осторожно опуская руку.
– Мы вас давно ждем, – сказал, в свою очередь, Синяев.
Они не знали, услышит ли Синьг их шепот.
Но каллистянин услышал. Очевидно, комнаты в доме соединялись какими‑то акустическими аппаратами, до сих пор неизвестными для Широкова и Синяева. Почти сразу же он вошел к ним.
Еще с порога, окинув обоих внимательным взглядом, Синьг, по‑видимому, понял, что случилось что‑то неладное.
– Что с вами? – спросил он, явно взволновавшись.
– Нам очень плохо, Синьг, – ответил Широков. – Кажется, мы серьезно заболели.
– Находимся на грани преждевременной смерти, – прибавил Синяев, после прихода Синьга сразу пришедший в обычное настроение.
– Я сейчас вернусь, – и, сказав эти слова, каллистянин исчез.
– Ну, уж теперь они за нас возьмутся, – улыбаясь сказал Синяев. – Проявят свою любовь к нам в полном объеме.
– Как он с нами говорил? – спросил Широков. Даже в том состоянии, в каком он находился, он не мог не обратить внимание на новое для них применение каллистянской техники.
– Вероятно, привел в действие какой‑то аппарат. Мало ли их на Каллисто! Но раньше он нас не слышал – это очевидно. Иначе давно бы пришел.
Синьг вернулся очень скоро.
– Сейчас прилетят Гесьянь и Бьиньг, – сказал он. – Не беспокойтесь ни о чем. Все будет в порядке. Погодите! – прибавил он, видя, что Широков собирается рассказать ему о их самочувствии. – Не говорите сейчас. Лучше помолчите.
– Говорить нам не трудно. Но только тихо. Трудно двигаться. Шалит сердце.
– Лежите совсем спокойно.
– Мы вынуждены это делать. Мы давно не спим, Синьг. Мы ждали вас, а вы не приходили. Я собирался сбросить сосуд с нариди на пол и этим привлечь ваше внимание. Но как раз в этот момент вы подали голос.
– Разве вы не знали? – Синьг показал на крохотный выступ на ножке восьмигранного столика. – Надо нажать вот здесь, и вступит в действие связь между всеми комнатами дома.
– Мы этого не знали. |