Изменить размер шрифта - +
Все трое ближе подвинулись друг к другу, стараясь по возможности закрыть собой свет.

– Вы правы, – сказал человек, приказавший зажечь фонарь, – они потеряли сознание. Это очень плохо.

Он вынул из сумки склянку и по очереди поднес ко рту лежавших на земле без признаков жизни.

Черные лица с закрытыми глазами остались неподвижными.

– Но они живы?

– Пока еще живы, – ответил тот, кто, по‑видимому, был врачом, подчеркивая слово «пока». – Применим более сильное средство. Бессознательное состояние для них – смерть.

Он расстегнул красные воротники серых комбинезонов и положил на обнаженную шею лежавших два маленьких кубика. Находившаяся в них жидкость почти мгновенно исчезла. Через полминуты легкое движение век показало, что к ним вернулось сознание.

– Погасите свет!

Снова сомкнулся темный полог ночи. Люди с тревогой прислушивались, но было тихо.

– Если бы мы были на станции, – с тоской сказал молодой голос, принадлежащий, казалось, мальчику лет пятнадцати.

– Мы будем там завтра. Это последняя ночь в лесу. А послезавтра прилетит звездолет с Каллисто.

– Прилетит слишком поздно.

– Тише!

– Они не слышат. Теперь они крепко спят.

– Может быть, они доживут до прилета корабля?

– Нет! Самое позднее завтра днем все будет кончено.

– Неужели не могли вылететь сразу после нашего сообщения?

– Если не вылетели, – значит, не могли.

– Это так ужасно! Узнаем ли мы когда‑нибудь, что послужило причиной взрыва?

– Достоверно не узнаем никогда, но инженеры найдут объяснение.

– Но от этого не легче. Неужели у вас, Ресьинь, нет никаких средств спасти их?

– Все погибло с нашим кораблем, – ответил врач. – На станции нашлась только эта сумка. В ней средства оказания первой помощи, но распространение изотопного ожога остановить нечем. Раны на ногах не опасны.

– Как долго нет сообщений от Линьга!..

– Ему нечего нам сообщить, и потому он молчит.

– Хорошо, что уцелели две пары крыльев. Что бы мы делали без них?

– Результат был бы тот же самый. Правда, пришлось бы поголодать, пока не добрались до станции, но для раненых нет разницы, послано сообщение вчера или было бы послано завтра.

– Разница есть, – сказал Ресьинь. – Они живы, а без этой сумки были бы уже мертвы.

– Не все ли равно, если спасти их нельзя. Откуда‑то издалека снова донесся рев и вой обитателей леса.

– Я не могу слышать этого ужасного воя, – сказал тот же самый молодой голос.

– Это нервы, а для путешественника по планетам нервы излишни. Я не знал, Дьеньи, что они у вас есть.

– Представьте себе, что есть. Все же я девушка.

– До сих пор я этого не замечал.

– Чего вы не замечали, Вьиньинь? Того, что Дьеньи девушка, или того, что у нее есть нервы?

Трое собеседников рассмеялись.

– Когда люди способны смеяться, – сказал Ресьинь, – положение не так уж плохо.

– Это верно, – грустно сказала Дьеньи. – Но мы смеемся сквозь слезы.

– Бедный Вьеньонь, – сказал Ресьинь. – Он так мечтал встретить звездолет Диегоня.

– Вы думаете, что он еще вернется? – с сомнением в голосе спросил Вьиньинь.

– Конечно вернется.

– Вряд ли. Экспедиция к Мьеньи должна была вернуться девяносто два дня тому назад, но она не вернулась.

– Мне кажется, что они нашли населенную планету, – сказала Дьеньи, – и тогда, конечно, задержались, чтобы ознакомиться с нею.

Быстрый переход