от любого т., к. б. он ни был». Сокращения, буквы, намёки… Не язык, а кабалистика. Но он знал эти сокращения. «Т.Т.» означает «творческий труд». «Пол. уд.» — «получать удовольствие»… Минуты пошли, перекладывая иероглифы на мысль, которая вышла цельной, может быть, даже и мудрой: «Творческий труд есть умение получать удовольствие от любого труда, каким бы он ни был».
Дверь открылась без стука, невесомо и медленно, так медленно, что Рябинин успел подумать о визите кого-нибудь из коллег. Но огромная шапка снежной белизны теперь у порога не задержалась — девушка прошла на середину кабинетика. На ней была пушистая шубка из того же меха, что и шапка. И в руках сумочка светлой кожи, вроде бы тоже отороченная белым мехом — или Рябинину захотелось, чтобы она была им оторочена для полноты образа. Незнакомка сложила руки на груди, и её сумочка повисла выжидательно. Девушка молчала, разглядывая следователя странным, каким-то изумлённым взглядом, точно увидеть его тут не ждала, а если и ждала, то совсем-совсем другим.
Рябинин, чуть сбитый этим взглядом, непроизвольно поправил галстук:
— Слушаю вас.
— Мне нужно поговорить.
— Обратитесь в канцелярию.
— Но я хочу поговорить с вами.
— Почему именно со мной?
— Бывает, что хочется с человеком поговорить…
— Бывает, — согласился Рябинин. — Пройдите в двенадцатую комнату, там сейчас принимает заместитель прокурора.
Но она не шевельнулась — стояла, как полярный мишка на льдине, который услышал гул самолёта.
— Вы меня не поняли? — спросил Рябинин.
— Это вы меня не поняли.
— Что я не понял?
— Я хочу поговорить с вами.
— А я отсылаю вас к человеку, который специально посажен для разговоров.
— Мне казалось, что следователи обожают беседовать.
— Да, по уголовным делам.
— У меня как раз уголовное дело.
— Какое?
— Я убила человека.
— Садитесь, — машинально предложил Рябинин, подавшись вперёд, как птица перед прыжком в воздух.
Она села, расстегнув свою теплейшую шубку.
— Кого, где, когда?.. — быстро спросил он, впиваясь в неё взглядом.
Этот взгляд, уже независимый от него, скрестился с её взглядом, весёлым и нагловатым.
— Неужели вам нечего делать? — спросил он чуть не обидчиво, теряя прилившую было энергию.
— Я пошутила…
— Нашли чем шутить, — буркнул Рябинин, отключаясь от неё, после чего девице оставалось только встать и уйти.
— Извините, но я была вынуждена. Вы же не хотите со мной говорить…
Её милое упрямство заинтриговало Рябинина. В конце концов, в свободный день можно позволить себе десятиминутный разговор с этим белым лукавым медвежонком. Ведь с чем-то она пришла? Коммунальная свара, пьющий муж или неполученные алименты? Да нет, тут что-нибудь потоньше и посовременнее. Например, раздел дачи, спор из-за автомашины или кража диссертационного материала…
— Ну так что у вас? — сухо спросил Рябинин.
— У меня ничего.
— О чём же вы хотели поговорить?
— Да о чём угодно.
— Как это о чём угодно?
— Разве вам не хочется поговорить с интересным человеком?
Хотелось ли ему поговорить с интересным человеком? Да он искал их, интересных людей, он тосковал по ним, по интересным людям… И если приходил свидетель с отсветом на лице ума и любопытства, Рябинин допрашивал его скоро, лишь бы сделать дело, и затевал бесконечный разговор к тихой радости обоих. |