Но самую ценную награду он получил вечером, когда экипаж обмывал ордена и медали. Когда в зале неожиданно погас свет и шедший в луче света официант на сверкающем подносе вынес бутылку в серебряном ведерке, посетители ресторана даже привстали, чтобы увидеть, кого Патруль чествует на этот раз.

Идя каким-то замысловатым маршрутом, официант постепенно приблизился к столу, за которым сидели сержанты и офицеры «Стрелы» и вдруг, остановившись за спиной Ника, поставил ведерко на неизвестно откуда материализовавшийся столик на колесах. Достав бутылку, обтер ее полотенцем и, хлопнув пробкой, налил искрящийся напиток в бокал курсанта.

Экипаж стоя приветствовал Ника, и он не торопясь отодвинул стул, встал, одернул китель и поднял бокал над головой.

— За Патруль!

— За Патруль!

В ресторане были представители всех служб, включая технические, и даже гражданские специалисты. Но услышав слова тоста, поднялись все, даже охранники у входа.

— За Патруль!

А когда бокал опустел, капитан корабля лично приколол Золотого Сокола к кителю сержанта.

На круизный лайнер Ник попал совершенно случайно. Когда выяснилось, что прямого транспорта до Руби нет, компьютер построил оптимальный маршрут, включавший в себя две пересадки, последняя из которых привела его на борт роскошного пассажирского круизера, совершавшего коммерческие рейсы между планетами Федерации. Несмотря на то что его место было из самых дешевых, обслуживание и питание все равно оставались на высоте. Широкие обзорные палубы, на экранах которых можно было наблюдать планеты, если таковые были рядом, или роскошные виды курортных зон, когда корабль шел в гипере.

Несмотря на обилие красоток, фланировавших по палубам и залам корабля, Ник, сильно уставший за время практики, предпочитал отсыпаться и проводить время в концертных залах и большом бассейне, где можно было даже поплавать с аквалангом.

Высшее общество и публика второго-третьего классов практически не пересекались. ВИПы предпочитали общество себе подобных в виде вечеринок и приемов на верхних палубах, а публика попроще — развлекалась в барах, ресторанах и танцевальных залах.

Концерт солк-флейтиста Рона Геваро проходил в одном из немногих мест, где сословные различия играли минимальную роль — в главном концертном зале круизера, Бриллианс-Холле.

Музыка, исполняемая знаменитым музыкантом, находилась на стыке нескольких стилей и ближе всего лежала к традиционному фьюжн. Но были и отличия, такие как, например, жесткая пульсация ритм-секции и мощная голосовая поддержка в виде вокальной группы из восьми человек. Сам Рон Геваро, в белоснежном костюме с ярко-алым шарфом, вышел к публике, когда оркестр уже отыграл несколько первых тактов, и, поклонившись под овации, поднял инструмент к губам. И тут началась настоящая магия. Звук флейты то взмывал вверх, то проливался россыпью серебряных колокольчиков, то становился похожим на шелест тростника на берегу реки. Весь ушедший в звук Ник был потрясен, насколько разнилась даже самая совершенная запись с живым исполнением. И даже едва слышные щелчки клапанов флейты, поскрипывание гитарных струн и чуть западавшая педаль у барабанщика не портили ощущения праздника, и он просто растворился в звуках.

Негромкий стальной лязг ворвался в музыку фальшивой нотой и заставил Ника резко обернуться. В зале на пятьсот мест было два яруса, и звук, скорее всего, исходил от прожекторов, висевших под потолком. Курсант покрутил головой, когда новый чужеродный звук донесся с самого верха, где располагались всякие технические службы. И лязг этот курсант хорошо знал. Именно так звучал щелчок затвора тяжелого штурмового разрядника, стоявшего на вооружении космопехов. Правда, здесь тон был чуть выше, но Ник был готов поспорить, что это вовсе не детская игрушка. Он еще раз внимательно оглянулся и заметил, как колыхнулась занавеска на небольшом окошке возле блока прожекторов.