— Не прыгай. — Он бросил свою сумку рядом, присел и, чуть склонив голову, словно прислушиваясь к разгоравшемуся скандалу, спросил: — У тебя от природы такой слух?

— Нет, сен. — Курсант замялся. — Я потерял зрение в шесть лет. Ну, совсем. Испытывал грохоталку из пороха, а она мало того что полетела в мою сторону, так еще и взорвалась прямо у лица. Денег у нас тогда совсем не было, и я до пятнадцати лет ориентировался только на слух. Хорошо, за меня взялся наш сосед. Научил, как жить без глаз. Школе это не мешало, наоборот, я меньше тратил времени на всякие глупости, а потом отец все же скопил деньги на операцию. — Ник вздохнул, вспоминая, что для этого вся семья в течение девяти лет отказывала себе во всем и кредит, которым покрыли недостающие средства, придется выплачивать еще много лет. — Ну и, кроме того, я же вырос возле Северного космопорта. Мы с шести лет на слух определяем, кто садится, кто взлетает. У всех же отцы или в порту, или в службах разных. А мне пришлось вообще полагаться только на уши. Я даже людей узнавал по походке или характерному шелесту одежды. Ну и еще по запаху.

Ник не сказал, что тот взрыв фактически сделал его взрослым в один миг. Чернота, которая обрушилась на него после ярких красок мира, чуть было не уничтожила его морально, но старый сарваеди, неведомым ветром занесенный в их края, помог мальчишке справиться с пожиравшей душу тьмой. Борьба эта закалила Ника так, как ничто другое, и он, несмотря на слепоту, учился лучше всех в школе и даже ухитрялся играть в волейбол, ориентируясь на звук рассекаемого мячом воздуха. Но гораздо важнее для него был простой вывод, который он сделал из того происшествия. Необходимо просчитывать свои действия хотя бы на ближнюю перспективу, а действовать не размышляя только в тех ситуациях, которые угрожают жизни.

Все эти мысли лишь короткой искрой промелькнули в глазах Росса, но офицер-контрразведчик, замечавший и не такие мелочи, лишь кивнул, понимая, что такое событие наверняка оставило глубокий след в душе мальчишки.

— И часто вот такие, со свистящими движками, садились?

— Нечасто, но бывало. — Ник чуть помедлил. — Седо Таннар, наш сосед, портовым механиком работал. Он мне про этот свист и рассказал. Он, конечно, старенький уже, но голова варит — дай бог молодым. — Курсант покосился на правое плечо офицера. — А это у вас бионический протез?

— Хм. — Тот вдруг напрягся. — Почему ты так решил?

— Ну… — Росс смутился. — Он при работе чуть слышно шелестит, словно листики между собой трутся, — пояснил Ник. — У седо Таннара примерно такой же, только у него всего один большой палец, а у вас целая рука. Но звук очень похож.

— Да, парень. — Тяжелая ладонь гулко хлопнула по плечу курсанта. — Ты просто уникум.

Когда наконец адмиралу надоело воспитывать чиновников и администрацию космопорта, коммандер и курсант уже беседовали, словно два закадычных друга.

Окинув в последний раз группу переговаривающихся и размахивающих руками гражданских специалистов, де Нар жестом отпустил комендантских и набрал номер начальника училища.

— Привет, Трас.

— О, какие люди! — Адмирал второго ранга Трас Инкром действительно был рад видеть старого друга. — Ты давно в городе? Заедешь?

— Не части. — Адмирал неожиданно широко улыбнулся. — Зайду, но не сегодня. Прилетал буквально на пару часов разрулить одну проблемку. Но я к тебе по делу. Зацепил я тут одного твоего бойца. Ник Росс со второго курса. Хочу, чтобы он прошел практику поближе ко мне.

Секунд двадцать начальник училища просматривал справку по курсанту на боковом мониторе, а потом удивленно посмотрел на старого друга.