Того и гляди кто-то или что-то ударит по этой трещине, и молодой вор разлетится на миллион крошечных осколков. Фахарра решила предотвратить это и каждый день благодарила Девять Наверху и Одну Внизу за тот случай, что привел Аарона в ее жизнь, а вместе с ним обрело смысл ее существование именно тогда, когда старуха думала, будто оно заключено лишь в испражнениях и разбавленном вине.

Вор, бесшумной тенью скользнувший через ее подоконник, не знал, что она упала с дивана и, не желая звать внучку — эту заботливую стерву, — вознамерилась провести ночь на полу. Место не хуже любого другого, старые кости и на перине болят так же, как на плитках.

Прокравшись к столику возле дивана, вор протянул было руку к золотым песочным часам, как вдруг наступил на нее.

— Смотри куда идешь, недотепа, — рассердилась Фахарра. — Я не для того так долго жила, чтобы служить тебе ковром.

Вспоминая реакцию Аарона, старуха улыбнулась. Челюсть у него отвисла, и эти чудные брови поднялись. А когда она отказалась звать стражу, удивление, всего на миг, стало чем-то совсем иным — другой эмоцией, промелькнувшей гораздо быстрее, чем Фахарра успела ее разглядеть.

— Ко мне и так заходит слишком мало гостей, парень. Я еще не выжила из ума, чтобы позволить арестовать тех, что приходят.

Вор поднял ее на диван, затем сел на подоконник, и Фахарра разговаривала с ним — она в темноте, он силуэтом на фоне ночного неба.

Та первая ночь была первой из множества ночей, когда она рассказывала ему об изумруде. Разве предосудительно гордиться прекрасной работой?

Когда наконец вор собрался уходить, Фахарра бросила ему песочные часы.

— Возьми их, парень. Мне ни к чему следить, как сыплется песок времени.

Юноша улыбнулся тогда — настоящей улыбкой, а не этой кривой усмешкой, которая обычно ее заменяла. Фахарра крикнула ему вслед: «Вернись!» — и в эту минуту поняла, что последовало за удивлением. Разочарование.

Она его разочаровала тем, что не позвала стражу?

Это был первый вопрос.

Аарон вернулся. Не той ночью, но через неделю, проснувшись в темноте, Фахарра увидела его сидящим на подоконнике.

Почему он вернулся?

Это был второй вопрос.

Вскоре гранильщица обнаружила, что ее полночный гость подкидывает больше вопросов, чем ответов. Он цеплялся за их развивающуюся дружбу с упорством, изумившим старуху. Аарон был молод и относительно привлекателен — на свой, чужеземный, манер. Почему он так отчаянно жаждал ее общества? Даже у воров есть друзья. Что делало Фахарру безопасной в отличие от остального мира, которого он сторонился?

Аарон спасал ее от скуки и одиночества в кромешной темноте. Фахарра спасала его от него самого. Она скалывала его каменную оболочку и ночь за ночью открывала кусочки его прошлого ровно настолько, чтобы задавать дальнейшие вопросы.

Он оставил дом в четырнадцать лет. Почему? Он предпочел стать вором. Профессия, которую он освоил, не давала ни устойчивого дохода, ни душевного покоя, ни тихой старости. Почему? Возможно, Фахарра не вызывала опасений, но молодые женщины ужасали его, а молодые мужчины являлись жесточайшим табу. Почему?

Немного покопавшись, гранильщица выяснила, что это табу против мужчин — чисто религиозное. На родине Аарона, где почва бедная, а лето короткое, соседи были готовы поджечь урожай при любом оскорблении — реальном или мнимом.