— Немцы-сволочи. Ненавижу, — простонал Потемкин.

— И у вас? — Искренне удивился Гришан. — Это здесь от них жизни нет, а в Москве-то…

— У нас ясное дело — Университет. А тут-то чего? — в свою очередь не понял Потемкин.

— А здесь, мил друг, столица, двор, гвардия. Смекаешь? Житья никакого от них нет. Пол Пруссии у наших ног, а дома… Как великий князь подрос, все замечать стали. Ему, слышь, наша гвардия не по нутру, он своих из Голштингии привез.

— Голштинии, — поправил Потемкин.

— Один черт, — кивнул Гришан. — Мало что собственные войска держит, еще и в лейб-гвардию пихает офицеров из немцев. Нашим мест не достается. С ними не сладишь. «Почему носок не тянешь? Почему сапоги не чищены? Почему морда рязанская?» Только и знают, что в зубы тыкать.

— А кто такой Шванвич? — Спросил Потемкин.

— Он у великого князя служит в голштинской роте капралом. Мы с ними много раз схлестывались. Навешаем им, чтоб не строили из себя хозяев. Теперь вот моя очередь была. Сил нет, какие сволочи. Им против нашего вдвое платят и жалованья не задерживают. А мы скоро с голоду дохнуть начнем. Прикинь, с самого начала войны не плачено. Что из имений пришлют, на том и спасибо. А у нас четверых не густо, шиш и тот без родительского благословения. Сиди кукуй.

— А что же императрица, разве не видит?

— Нашел надежу, — хмыкнул Орлов. — Матушка Елисавет великого князя не жалует, а все ж он у нее один наследник.

К ним подсел стройный сероглазый преображенец. Гришан пожал ему руку.

— Павел Пассек. Знакомьтесь. Мой тезка, — отрекомендовал Грица Орлов и добавил с некоторой гордостью, — бывший студент.

— Очень приятно, — улыбнулся преображенец. — Где думаете служить?

— Записан в конную гвардию.

— Прошу прощенья. — Пассек снова улыбнулся, но глаза его оставались внимательными и цепкими. — Гришан, на пару слов.

Орлов сделал недовольное лицо и встал. Они с Пассеком отошли чуть в сторону, где за гомоном посетителей Потемкин ничего не мог расслышать. Он видел, как оба офицера отчаянно зажестикулировали, временами бросая на него короткие взгляды. Наконец, Орлов зло махнул на товарища рукой и вернулся.

— Боятся, — буркнул он. — А чего боятся, сами не знают. Теперь, как канцлера Бестужева взяли, так все боятся.

Потемкин не стал углубляться в скользкую тему.

В это время на другом конце стола разрыдался совсем пьяный капитан.

— Жизнь моя постылая! Совсем мочи нет! Не женитесь, братцы, не женитесь! — завыл он, положив на руки растрепанную русую голову.

— Кто это? — Спросил Гриц.

— Князь Дашков. Славный малый. Эй, кто там! Приведите его в чувства!

Несколько офицеров поднялись и повели упившегося князя к выходу.

Вдруг из наименее освещенного угла раздался громкий внятный крик.

— Господа! Здоровье государыни Елизаветы Петровны! Виват!

— Виват!!! — Повскакали все с мест. — Виват Елисавет! — многие выхватили шпаги и потрясали ими в воздухе.

Порыв был настолько единым, что он поднял даже не очень склонного к участию в радостных кликах толпы Потемкина. Гришан тоже заорал во все горло.

— Виват его императорскому высочеству великому князю Петру Федоровичу! — крикнул все тот же зычный внятный голос.