В шкафу стояли нечитаные книги в твердых переплетах и хорошо потрепанные в мягких обложках. Стены были цвета непрожаренного ростбифа.
Спенс сел за стол, Нельсон занял стул, который предназначался для посетителей. Со стен ему улыбались люди с семейных фотографий, на большом снимке замерла команда регбистов, и старший инспектор готов был поспорить, что тот, который держал кубок, и был сам Эдвард.
— Что ж, Гарри, все это очень загадочно.
— Вовсе нет. Просто ведется расследование. Ваша семья владела домом на Вулмаркет-стрит с…
— С 1850 года. Дом построил мой прапрадед Уолтер Спенс.
— Меня интересует период с 1949 по 1955 год. Кто жил в те годы в доме?
— Мой дед Кристофер Спенс, его жена Розмари и их дети Родерик и Аннабел.
— Родерик — ваш отец?
— Сэр Родерик. Да.
— Мне надо с ним поговорить. Он живет поблизости?
Эдвард помолчал, вертя в руках взятую со стола дорогую игрушку.
— Он живет с нами.
Нельсон заинтересовался, почему Спенс ему сразу об этом не сказал.
— Он дома?
— Вероятно.
— Могу я с ним побеседовать?
— Разумеется, — ответил хозяин, но не двинулся с места. А затем медленно произнес: — У моего отца первая стадия старческого слабоумия. Он может казаться вразумительным, вполне вразумительным, но легко путается. А если путается… сразу сильно огорчается.
— Понимаю, — кивнул Нельсон, хотя на самом деле мало что понимал. Ему не приходилось встречать людей со старческим слабоумием, и он не представлял, что значит жить с человеком, который постепенно теряет сознание собственного «я». Это заставило его посмотреть на Эдварда и Мэрион по-иному. — Должно быть, вам трудно.
— Да, — кивнул Спенс. — Мэрион тяжелее, чем мне, потому что она больше бывает дома. Из-за отца и детей. Хотя у нас живет еще помощница по хозяйству — студентка-хорватка, очень хорошая. Да и отец бывает занят в своей Ассоциации консерваторов и Историческом обществе и до сих пор играет в боулинг. Бродит по Интернету. Знаком с новыми технологиями лучше, чем я. Он пока не инвалид.
Слово «пока» резануло слух Нельсона — он знал, что старческое слабоумие — неизлечимая болезнь.
— Я вам его приведу, — улыбнулся Эдвард, — он, наверное, обрадуется. Любит поговорить о прошлом.
Все оказалось правдой, хотя Эдвард Спенс не уточнил, что под прошлым старик подразумевал Древний Рим, контрреформацию и Крымскую войну. Когда Нельсону удалось вставить слово, он спросил:
— Сэр Родерик, вы помните свою жизнь на Вулмаркет-стрит?
— Помню ли я? — Родерик пронзительно посмотрел на полицейского из-под кустистых седых бровей. — Конечно, помню. Я помню все. Разве не так, Эдвард?
Сын согласно кивнул.
— Сколько вам было лет?
— Я родился в 1938 году и жил в доме, пока не уехал в Кембридж, куда попал восемнадцати лет.
Следовательно, ему семьдесят, подсчитал Нельсон. Не такой уж солидный возраст в наши дни. Его мать в свои семьдесят три года недавно занялась народными танцами. Он думал, что сэру Родерику лет на десять больше.
— Вы жили с родителями?
— Да, мой отец был директором школы Святого Спаса на Ватерлоо-роуд. Он также преподавал классические языки.
— Этой школы больше не существует?
— Нет. Закрылась в шестидесятых годах. Очень обидно. Превосходная была школа.
— Вы тоже в ней учились?
— Да, в отцовской школе. — Старик сверкнул глазами на Нельсона, словно заподозрил ловушку. |