Ермаков придвинул поближе листки с текстом шифртелеграмм и снова пробежал глазами по их скупым строкам: неужели среди высшего начсостава действительно оказался предатель? Первое сообщение об этом поступило от разведчика, работавшего в нейтральной стране: он сообщал об измене неизвестного генерала, не указывая ни его имени, ни места службы.

Спустя некоторое время об этом же сообщили из другой нейтральной страны. Ермаков тогда не стал докладывать наркому, а приказал направить повторные запросы и ориентировать разведчиков, работающих в иных странах на установление данных изменника. Из пяти посланных ориентиров повторно ответили утвердительно на две, в других ссылались на отсутствие данных. И никаких имен! Неужели действительно где-то есть призрачная фигура, связанная невидимыми нитями с немцами, но кто и где?

Сейчас не докладывать о полученных сведениях уже нельзя — не доложишь сам, найдутся другие, готовые сделать это за тебя. Но как докладывать о таком члену пятерки, называемой «пятеркой по внешним делам» или «оперативным вопросам»? Эта пятерка была создана в политбюро еще до войны, и в нее вошли сам Сталин, Молотов, Маленков, Берия и Микоян. Что будет после того, как Ермаков доложит наркому?

Генерал отодвинул от себя листки шифртелеграмм и потер пальцами виски — голова развалится от думок! Особенно когда представишь себе холодные глаза наркома, пристально глядящие на тебя сквозь стеклышки пенсне с плохо скрытым недоверием и холодной оценкой, словно говоря: «Промахнулся, генерал, не доглядел врага? А может?..»

Вспомнился прежний нарком — Николай Иванович Ежов: в белоснежной туго накрахмаленной гимнастерке, с алыми звездами в петлицах и на рукаве, темноволосый, любивший часто улыбаться. Питерский рабочий паренек, участник штурма Зимнего, комиссар Гражданской, секретарь райкома, впоследствии выдвинутый на ответственную работу, — внешне безупречная биография и далеко не безупречные, да что там, просто преступные перед народом и государством дела. Кто знает, если бы не уничтожили тысячи командиров и генералов, был бы после этого позор финской кампании, показавший слабость армии и создавший о ней самое неблагоприятное впечатление во всем мире? И разве один Ежов в этом виноват?

В тридцать седьмом судили друг друга: членом трибунала над военными, в том числе и маршалом Тухачевским, являлся и маршал Блюхер, в жизни которого был очень опасный момент в двадцатом, когда Фрунзе пригрозил опальному начдиву-51 и послал его с винтовкой в руках в цепь красноармейцев, штурмующих Турецкий вал. Теперь и Блюхера нет.

Бывшего офицера гвардейского семеновского полка, маршала РККА Михаила Николаевича Тухачевского обвинили в том, что он, будучи заместителем наркома обороны Клима Ворошилова, ездил в Англию на похороны английского короля Георга V, где имел в Лондоне встречу с военным атташе Витовтом Путной, своим давним приятелем по Пятой армии. Путну после августовского процесса тридцать шестого года отозвали из Англии и взяли под стражу, обвинив в связях с троцкистами.

Тухачевский снова собирался на Британские острова, чтобы присутствовать на торжествах по случаю коронации нового монарха, но ему строго указали на недопустимое и чрезмерное увлечение зарубежными вояжами и, понизив в должности, назначили командующим округом.

Потом его обвинили в том, что он вместе с Троцким во время Гражданской войны затеял нездоровую возню на Юго-Западном фронте, возню с Первой конной армией, и тем самым сорвал «марш на Варшаву». Член РВС товарищ Сталин решительно пресек эти безобразия, но время уже оказалось бездарно упущено. За Тухачевским тут же закрепили кличку «командующий-неудачник». Но и этого показалось мало.

Начали открыто и всюду говорить, что маршал хочет единолично присвоить славу победителя Колчака, а его, на самом-то деле, добивал не кто иной, как Генрих Христофорович Эйхе.