И сломал бы, не подставь ему внизу де Армес свою спину. Со стороны казалось, будто Витя, завершая перелет, столкнулся на дворе с одним из монахов.
— Лошадь бери, и за ворота, — прошептал Гарсиа Растопченко. И громко вскрикнув, якобы от боли, отскочил в сторону, крестясь и призывая Господа образумить полоумного.
Прихрамывая, Витя направился к воротам, отвязал свою полусонную лошаденку, кое-как взобрался на нее и выехал на дорогу. От многочисленных ушибов у него болело все тело, но все-таки он был доволен собой: пока все получалось, как задумали. Выехав из дворца, он некоторое время размышлял, куда ему ехать, направо или налево. Затем спросил княжеского слугу, закрывавшего за ним ворота:
— А до Москвы куда, служивый?
Тот что-то ответил, но Витя уже не слушал его. Впереди на шляхе он увидел коричневую рясу де Армеса и, ударив лошаденку пятками, поскакал за ним.
* * *
Известие о том, что Андома попался на удочку, весьма порадовало княгиню Вассиану, и даже его желание взглянуть на невесту не смутило ее.
— Мы так закутаем ее в шелка и драгоценности, что Андома и думать забудет смотреть на ее лицо, — возразила она де Армесу, сомневавшемуся стоит ли сразу показывать Голенищу кликушу. Ведь, в конце концов, ее и подменить на первый раз можно… — Для успокоения напоим ее травой. Проведем так, чтобы только одна половина лица видна была. В крайнем случае, если не будет получатся, подставим ему Стешку, она — смазливая, не все же ей слезы лить, можно и покрасоваться на людях. Только боюсь я, что может Андома знать ее, да и лишние люди в нашем деле не нужны. Так что лучше действовать наверняка. Впрочем, не невеста интересует князя, а ее папочка. Вот здесь надо не промахнуться. Даже если мы ее и вовсе кутать не будем, а покажем во всем уродстве, коли папочка богатым представится, Голенище согласится. Жаден больно. Деньги ему нужны, деньги…
В тот же вечер, по приказанию княгини, Витя, разыскав через Лукиничну Козлиху, сунул ей золотой браслет с руки княгини Вассианы и послал немедленно на Даниловское подворье за Ксенией.
— Сюда приведешь, но только тихо, чтоб не заметил никто, — приказал он старухе, довольно мурлыкавшей, разглядывая драгоценную безделушку.
— Ага, ага, — затрясла головой Машка и уже собралась бежать, но Витя остановил ее, прихватив за юбку.
— Значок верни, — сказал он старухе строго, — браслета тебе по уши хватит.
Браслет Козлихе очень понравился, и потому с изображением Феликса Эдмундовича она рассталась без жалости. Отпустив старуху, Витя с удовлетворением потер рукавом значок и приколол его с изнанки кафтана поближе к сердцу.
— Так-то лучше…
Сам он, едва стемнело, поспешил в сопровождении Рыбкина в ропату за Пауком.
Захарка не подвел, был на месте, и к полуночи все главные действующие лица будущего костюмированного спектакля собрались на конюшне князей Шелешпанских.
Непосредственное руководство подготовкой операции Витя, как истинный ученик Феликса Эдмундовича, взял на себя.
Приготовив отвар из успокоительных трав, Лукинична и Козлиха напоили Ксению и, дождавшись, пока она впадет в состояние полусна, раздели ее, вымыли дочиста горячей водой с мылом, натерли тело розовым маслом, расчесали волосы, а затем принялись по всем правилам пудрить и красить ей лицо. В это же время в другой части конюшне Рыбкин и Витя оттирали и отмывали Захарку, аккуратно подстригли его и расчесали бороденку.
Вскоре появился де Армес. Из покоев княгини он принес одежду для Ксении и Захарки. Княгине не понравилось, что «папаша» невесты рыжий. По ее мнению, на Руси рыжие не производят впечатления солидных людей. Она приказала остричь Захарке волосы и бороду, а вместо них прислала темно-каштановый парик и роскошную накладную бороду, которой следовало прикрыть естественное безобразие. |