Последний из врагов отпустил женщину, прыгнул вперед, взмахнул рукой — и князь ощутил сильный тупой удар в левый бок. Рубаха моментально начала намокать, что-то теплое поструилось по ноге. Предательски подогнулась нога. Князь припал на колено, нащупал левой ладонью торчащую из тела рукоять кинжала.

«Не успел доделать… Дела государева…» — подумал он, видя набегающего со вскинутым мечом татя.

Но в последний миг, когда он уже приготовился предстать пред Господом, на занесенной над ним руке внезапно повисла женщина. Мгновение растерянности стоило французу жизни — Алексей со всей силы ткнул острием сабли ему в живот и потерял сознание…

* * *

Очнулся он в незнакомой постели, под парчовым балдахином, в маленькой комнате, освещенной тремя полуобгоревшими свечами в бронзовом канделябре. Где-то совсем близко слышался плеск волн, легкий морской бриз доносил солоноватый запах водорослей и далекие крики птиц над водой. Рана была перебинтована, боль совсем не ощущалась.

Приподнявшись на локте, царский посланник осмотрелся, пытаясь вспомнить, как он попал сюда, но все его воспоминания обрывались на неравной схватке в римском переулке… Где он? Как тут оказался? В полумраке, царившем в комнате, трудно было различить обстановку, но что не вызывало сомнений, так это море, плескавшееся за раскрытым окном. Князь вспомнил о своих людях. Сбились, поди, с ног, разыскивая хозяина…

Совсем рядом послышался шорох шагов. Алексей повернул голову: римлянка молча приближалась к его постели.

«Слава Богу, жива!» — мелькнуло у него в голове.

Тусклый огонь свечей бледно-багряным отсветом отражался в глубокой синеве ее глаз. Она безмолвно протянула бокал… Что-то звякнуло у нее на руке… А-а, браслет… Толстая золотая цепь с вензелем сжимала ее запястье, как кандалы узника.

«Такой браслет не снимешь, — подумал тогда Алексей, — закована навечно. Но кем?»

Спросить он не успел. Широкий кожаный пояс из серебристой змеиной кожи, опоясывавший тонкую талию незнакомки вдруг зашевелился и… пополз. А через мгновение на постели появилась треугольная голова змеи, увенчанная, как диадемой, серебристым сиянием вокруг себя.

Алексей почувствовал, как все похолодело у него внутри: вечный, библейский страх человека перед ползучим гадом.

— Не бойтесь, — почувствовав его напряжение, по-французски проговорила женщина. — Я знаю, вы понимаете меня. Это не враг, — она указала взглядом на змею почти полуторасаженной длины, — это ваш доктор.

Не обращая никакого внимания на человека, змея заползла на подушку и начала совершать какие-то странные круговые движения, свернувшись вдвое, шипя и кусая свой хвост.

— Черный карфагенский пифон, порождение ила и земных недр, — продолжала римлянка, — он кусает свой хвост, описывая круг жизни и мудрости. Он не ядовит. Слезы его — лучшее лекарство для воина. Выпейте, — она снова протянула ему бокал.

— Что здесь?

— Слезы пифона. Пейте. Завтра же от вашей раны не останется и следа.

Алексей взял бокал, недоверчиво пригубил: ничего особенного, вино как вино. Но только он выпил содержимое, как змея вдруг перестала кусать свои хвост и успокоилась, свернувшись клубком, как кошка. Незнакомка наклонилась, взяла змею на руки и уложила в корзинку.

— Он спит, — пояснила она и впервые улыбнулась князю. — Теперь вы поправитесь. Вы спасли мне жизнь.

— Откуда вы знаете, что я понимаю по-французски? — поинтересовался Алексей, слегка успокоившись.

— Я слышала, как вы говорили по-французски с кардиналом перед папским дворцом.