— А ты прохлопал?

— Да ничего я не прохлопал, — недовольно поморщился Растопченко. — Провентилировал я этот вопрос, пару служебок написал. Ну, всем все по барабану, так и я против ветра плевать не стал.

— Много дали? — ехидно поинтересовался капитан.

Витя прикусил губу, помолчал, потом кивнул:

— Хорошо обещали дать. Мне за такие бабки десять лет пахать пришлось бы. Но дать обещали, когда дело закончат. Теперь — ку-ку, на хрена я им нужен?

Он опять выпил водки, на этот раз даже не закусив.

— Хочешь, угадаю, что дальше было? — предложил Иван Иванович. — Ребята, которых из бизнеса выкинули, написали к вам в контору, что бандиты государство ограбили, а ты ничего не заметил. Так? Тебя начали трепать, как половую тряпку. Вот тут ты и выложил на стол свои служебки, которые у начальства в толстых папках пылятся. И получилось, что ты хоть и не в белом весь, но все-таки и не в дерьме. Поскольку нужен был крайний, твой генеральский сынок назначил служебное расследование. Тебя отстранили от дела, помурыжили по допросам, проверили связи, контакты, знакомых. Кое-что накопали — а кто из нас без греха? Ткнули тебя пару раз носом и предложили схлопотать выговор или «неполное служебное соответствие». Потому, как если ты себя крайним не признаешь, пистон придется вставлять твоему шефу, который служебкам ходу не дал.

Капитан откинулся на спинку стула и, склонив набок голову, стал дожидаться ответа.

— Да я тоже думал, что выговор влепят и отстанут, — кивнул Растопченко, разливая водку. Он поболтал бутылку, удивляясь тому, что осталось в ней слишком мало, поставил на стол. — Думал. Но этот генеральский выкидыш, оказывается, уже хрен знает сколько времени заявы копил, что теща на меня писала. Вот он их все пачкой комиссии на стол и выложил. И принялся вслух зачитывать. С выражением, с повтором самых интересных моментов. Как я «регулярно являлся домой в нетрезвом виде», как «угрожал жене проткнуть ее вилкой», а на тещу, несчастное забитое существо, замахнулся подушкой и обещал вообще удушить ее одеялом, если она еще будет встревать в мои отношения с женой. Короче, полный букет аргументов «характеризующих Виктора Растопченко, как абсолютно аморального типа, пребывание которого в органах компрометирует нашу службу в глазах общественности». И мне в тот же миг — бац пинка под зад коленом!

— Где же ты нашел такую змеюгу? — удивился капитан. — Женился зачем?

— Штирлица в детстве насмотрелся, — выпил Витя и разлил остатки водки. — Разведчиком захотелось стать. Вот и пошел учиться. Как учебку закончил, кадровик прозрачно намекнул, что благонадежными считаются только семейные сотрудники. И что холостякам с карьерой никогда не везет. А у меня как раз знакомая симпатичная была, лимитчица. Ну, я ей предложил… Она согласилась… Такая стерва оказалась! Как я это сразу не понял, ума не приложу!

— Еще бы! — расхохотался Иван Иванович. — Ты ей, мой милый, был нужен, только чтобы прописку получить. А потом на все наплевать стало. Хоть разводись — она все равно уже питерская, прописана по всем правилам.

— Хрен разведешься, — хмуро ответил Растопченко. — Ты что, не знаешь, что у нас есть «моральный кодекс»? Чекист должен быть чист, как слеза и с такой же чистой биографией.