Паук торжественно раскрыл коробочку и протянул ее Андоме. Ахнули все, в том числе и Басманов с Вяземским. На алом бархате в коробочке покоились две великолепные жемчужины, черная и розовая, цена которых трудно поддавалась исчислению.

— От одного купца индийского достались мне, за долги отдал, — пояснил изумленным опричникам Захарка. — Матушка больна у нас, дома находится, так что не может сама отблагодарить тебя за внимание, что нам оказываешь, — продолжал Паук, — так что уж не обессудь, прими от меня невестин дар, государь мой.

— Такой подарок грех не принять, — восхищенно ответил Андома. Все его сомнения вконец развеялись. Раскланявшись с представителями невесты, он в прекрасном настроении поскакал обратно в Слободу. Витя и Захарка, также весьма довольные собой, вернулись в дом Шелешпанских. Сундуки с парчой и жемчугом, как было обещано, отослали Андоме вечером. Началась подготовка к венчанию.

В центре Москвы за небольшие деньги приобрели опустевший дом, который капитан Гарсиа присмотрел заранее. Хозяин его недавно сложил голову на Засечной черте, а бездетная молодая супружница подалась в монастырь. Часть слуг разбежалась, прихватив с собой, что можно было унести из бывшего хозяйского добра, часть еще оставалась в доме. Капитан Гарсиа отписал грамоту на имя князя Андомского — дом даровался Голенищу в счет приданого невесты. К оставшимся слугам наняли новых и начали приводить разграбленный дом в порядок.

За отдельную плату новые слуги должны были составить свадебный поезд невесты, а также распространять слухи по всей Москве о грядущем венчании, о раздаче подарков у храма, подогревая любопытство горожан.

Узнав о том, что дом куплен, Андома и Басманов заехали посмотреть. Просторный, добротный дом жениху понравился. Несколько богато убранных комнат, которые ему показали, также производили благоприятное впечатление. Слуги встречали гостей в бархатных одеждах, не хуже, чем в доме Вяземского, и низко кланялись будущему хозяину. Придраться было не к чему. Отмытая и причесанная по этому поводу Машка-Козлиха, которая за еще один браслет согласилась расстаться на время со своими вонючими травками и драными лохмотьями и выступить свахой со стороны невесты на грядущем торжестве, показала Андоме будущее брачное ложе. Она изображала дальнюю родственницу купеческой семьи и громко восхищалась статью и удалью жениха, его орлиным взором и трясла что было мочи символической рябиной в руках, которой предполагалось охранять счастье новобрачных от порчи.

Попробовав предложенные Витей лакомства — изюм, лукум, фиги, — Андома уехал вполне довольный и полный радужных ожиданий. Накануне свадьбы он собрал к себе в Слободе своих соратников на пир. В доме же невесты все приготовления, как только он отъехал, прекратились. Княгиня Вассиана сказала изумленному Вите, что князь Андомский в этот дом заедет только завтра утром и вряд ли увидит что-либо, кроме того, что уже видел, а больше наверняка никогда не вернется, так что нечего суетиться зря. Чекисту же, который все более входил в доверие, вместе с Гарсиа надлежало в ночь перед венчанием проникнуть на царские конюшни и засунуть специально подобранные Козлихой коренья и зелья в государевы седла, в узды, в рукавки и наузы на государевых лошадях, а также в возки, в сани, и полость санную, если удастся.

— И для чего это нужно? — не понял Растопченко, заглядывая в сумку со снадобьями.

— Для чего? — переспросила его княгиня и как-то недобро усмехнулась. — Для того, чтобы, выставившись на посмешище всей Москве, Андома сам себя на плаху спровадил. Он за конюшни царские в ответе. И не приведи Господь, если на государя колдун какой порчу через лошадей наведет, не сносить тогда Андоме головы, что не углядел. А он как раз пировать собирается с сотоварищами своими. Значит — голова с плеч.