У подножья гор стояла удушливая жара, при подъеме же благодаря освежающему юго-западному ветру стало дышаться легче.

От самого Баркервилла местность была абсолютно пустынной — ни следов животных, ни признаков пребывания, пусть даже давнишних, индейцев.

Сэру Джорджу такая уединенность нравится; время от времени, когда открывается красивая панорама — а их много в Скалистых горах, — он останавливается, наводит объектив и делает снимок за снимком.

Не потому, что англичанин очарован этим краем, а потому, что хочет привезти фотографии мест, где никогда не ступала нога человека; здесь царство оленей-карибу и наверняка бигорнов.

Сэр Лесли, как и многие другие, обожает быть первопроходцем.

Отряд движется к северу, вернее к северо-западу, строго по хребту между пятьдесят третьей и пятьдесят четвертой параллелью по сто двадцать первому — сто двадцать второму меридиану западнее Гринвича. На второй день — остановка на горном склоне, в красивом сосновом бору, где деревья до восьмидесяти метров высотой.

С восходом солнца экспедиция снимается и продолжает путь. Перро терпеть не может промедления, день обещает быть тяжелым, значит, времени терять нельзя.

Группа идет в ритме, привычном для мулов, по еле заметным тропкам, словно чудом удерживающимся на головокружительных откосах. Глаз с трудом различает эту дорожку, едва хватает места для копыт мула.

Слуги — все трое — закрывают от страха глаза и по настоятельному совету Перро отпускают поводья, полагаясь на инстинкт животных.

Сэр Джордж спешился и идет непосредственно за канадцем, ведя своего мула за собой.

Справа и слева вдоль горного хребта, по склонам ущелий, на ровных площадках в гордом неотразимом величии вздымают вверх гигантские кроны великолепные представители местной флоры — сосна Дугласа и сосна Орегоны, пихты Мензи и Энгельмана, серебристая ель, сосна белая, западный кедр, кедр виргинский, кипарис желтый, сосна красная и многие другие. Они группируются на склонах и равнинах, являя глазу пятна разных оттенков, окруженные серебристыми стволами и нежно-зеленой листвой западной березы.

То тут, то там породы меняются, появляются заросли виноградного клена, осиновые рощицы, массивы гигантских дубов, в них вклиниваются отдельные, но мощные экземпляры диких яблонь, кизила, рябины, боярышника, привлекающие к себе множество пернатых; обилие дичи здесь могло бы поразить воображение и совсем невпечатлительного охотника.

Сэр Джордж не мог удержаться и извлек из футляра роскошное ружье с автоматическим сбросом гильз, надеясь пострелять лесных курочек, бекасов, глухарей, куропаток, взлетающих прямо из-под ног. Не объясняя почему, Перро категорически воспротивился такой бойне. Сэр Джордж заспорил, требуя, чтобы ему изложили хотя бы причину запрета.

В этот момент, оглушительно хлопая крыльями, взлетел тетерев не меньше двенадцати-пятнадцати килограммов, наш джентльмен, почти против воли, вскинул ружье, нажал курок, и величественная птица упала камнем.

Звук выстрела раскатился по округе длинными руладами, сэр Джордж ждал похвалы, но Перро, пройдя еще шагов двадцать пять, повернулся, пожал плечами и сказал:

— А я думал, месье, что вы охотитесь на бигорна.

— Конечно, Перро, но ведь тут — такой тетерев.

— Да, из этой птицы получится приличное жаркое, но обойтись оно может очень дорого.

— В каком смысле?

— Черт возьми! Видите, по этой еле различимой тропке с трудом идут мулы, несмотря на их осторожность и привычку.

— Ну и что?

— А вы задумывались кто — из людей, животных — вот так пробил ее по скалам, по мху, по траве, по выступающим из-под земли корням?

— Нет, никогда…

— Так вот, месье, по этой тропе каждый год в течение месяца с середины июня до середины июля ходят дикие животные, которые пасутся на лугах, едва с них сойдет снег, отыскивая растение, которое они обожают.