Вот он уже рядом. Франсуа, лежащий ничком, видит перед собой только кожаные сапоги. Подошедший наклоняется, трогает охотника за плечо, пытается перевернуть. Незнакомец дышит так, словно долго бежал по гравию. В руке у него нож.

— Ну, давай, не медли! — кричит Франсуа, в ушах шумит, лицо побагровело от напряжения, перед глазами красная пелена.

— Бог мой, это он! — слышится гнусавый голос с отвратительным американским акцентом.

Рука заносит нож. Юноша бесстрашно ждет, когда вонзится в спину холодная сталь.

Но острое, как бритва, лезвие, прикоснувшись к его руке, в мгновение ока разрезает пеньковый жгут; слышится тот же гнусавый, но ласковый, растроганный голос:

— Малыш, я подоспел вовремя! Как они тебя разделали! Да накажет меня дьявол, если я не сниму скальп с целой дюжины этих прохвостов.

Ошеломленный, обрадованный Франсуа шевелит руками, ногами, оттолкнувшись от земли, встает, расправляет могучую грудь и подхватывает того, кто освободил его от пут, кто назвал его малышом. Охотник поднимает своего спасителя, который на целый фут его ниже, горячо целует в обе щеки и шепчет взволнованно, с дрожью в голосе:

— Боб, дорогой Боб!

— Да, это я, Боб Кеннеди, и никто другой!

— Дорогой друг, откуда ты? Я сходил с ума от ярости и отчаяния, уже не надеясь ни на чью помощь.

— Иду от вашего дома, он в таком виде…

— Негодяи, наверное, разгромили все от чердака до подвала.

— Они полные олухи, не то что мои соотечественники — ковбои. Те ни за что не стали бы громить ваш дом.

С этими словами Боб вынимает из кармана связку банкнот, потом слитки золота, некоторые оплавившиеся.

— Здесь десять тысяч долларов, половина в банкнотах, половина в слитках. Поделим банкноты, слитки тяжелые, некоторые весят не менее пятнадцати фунтов.

— Да это целое состояние!

— И оно обнаружено мной в нижнем ящике сейфа, взорванного динамитом. Этот ящик не был даже закрыт на ключ, а воры не догадались туда заглянуть! Рассовывайте золото по карманам, и бежим скорее.

— Боб! Дай разгляжу тебя, пожму твою руку, чтобы, по крайней мере, убедиться, что ты действительно рядом. Честное слово, это сон.

— Проснись и подбери упавший слиток. Доллар, дорогой мой, — нерв войны.

— Да, деньги понадобятся совсем скоро, нам придется сражаться, ведь исчезли мои братья. У кого бы узнать, где они?

— У меня. Жан и Жак в тюрьме.

— В тюрьме? Господи помилуй, почему?

— Их обвиняют в убийстве джентльмена, чей гроб я, кажется, вижу здесь.

— Но это безумие! Наглая ложь!

— Я бы добавил: это преступление! Хорошо спланированный заговор. И во главе его — подлецы очень высокого полета.

— О, Боб, обо всем, что здесь произошло, ты, похоже, знаешь лучше меня. Но откуда?

— Объясню потом, а пока давай уносить ноги! Тебя считают замешанным в убийстве и могут с минуты на минуту арестовать.

— Хотел бы я посмотреть, как это будут делать! Те, кому жизнь надоела, пусть попробуют! У меня, слава Богу, два револьвера.

— И у меня пистолеты, да еще винчестер, спрятанный в кустарнике, под ольхой; продолжить разговор и составить план действий лучше там.

— Да, надо торопиться, Боб!

— Теперь, парень, ты торопишь меня?! Молодец! Напомни еще чистокровному янки, что время — деньги, и тогда он тебе ответит: в нашем случае время — больше чем деньги, время — это жизнь.

Пока шла эта краткая беседа, Франсуа совсем оправился, к нему вернулась юношеская сила, мягким шагом охотника он побежал вместе с ковбоем к лесу, чтобы спрятаться на случай, если странному муниципалитету этого края вдруг взбредет на ум пополнить тюрьму еще одним канадцем.