— Стандартное американское решение, — кивнул Брукман.

— Пусть так, зато это действенный метод!

— В Бейруте он что-то не очень сработал, — заметил Брукман молодому человеку. Тот озадаченно уставился на механика. Брукман нетерпеливо отмахнулся: — Вероятно, это было еще до вашего рождения.

— «Послать канонерку», — торжественно изрек Мандамус, словно цитируя чье-то высказывание.

— Ну и что! Здесь же не Бейрут. — Оррик взял с блюда кусок хлеба, разломил его пополам и начал есть.

— Кстати, и не Сайгон! И что дальше? — На лице Брукмана внезапно появилось сердитое выражение, он недовольно уставился на тарелку с супом, которую поставил перед ним старый стюард. — В конце концов, от нас тут ничего не зависит. Все как-нибудь само собой разрешится в ту или иную сторону. В этой игре мы даже не пешки!

— Однако конгрессмены посмотрят на наши суда, — сказала Хисако. — Вчера вечером о нас опять упомянули в новостях.

— По восьмому каналу? — догадался Брукман. — Только потому, что для восьмого — это местные новости. Представляю себе, что там разглядят конгрессмены с семимильной-то высоты, да и то при условии, если день будет ясный.

Хисако, опустив глаза, неторопливо продолжала есть суп.

— Как вы не понимаете! Ведь наши судьбы имеют символическое значение, — сказал Оррик Брукману. — Наша жизнь что-то значит. Только поэтому красные не посмели нас атаковать или взорвать плотины.

— Они без особых трудов захватили тот шлюз, — заметил Брукман.

— Да, но ведь только один — чтобы доказать, что они могут это сделать.

— А тот танкер, который лежит на дне бухты Лимон?

— Он был зарегистрирован как американский, вы сами мне об этом постоянно твердите, мистер Брукман, — возразил Оррик. — О нем не упоминали в новостях, пока его не взорвали. Но нас красные атаковать не посмеют. Мы в центре общественного внимания. Наша жизнь что-то значит. Поэтому сюда направляется самолет, чтобы на нас посмотреть. Мы — центральные персонажи пьесы, так сказать, «нумеро уно».

— Ну, раз уж вы так уверены, — сказал Брукман, погружая в суп ложку, — кто я такой, чтобы вам возражать!

— А я все-таки рискну предположить, — задумчиво прищурившись, произнес Мандамус, — что в случае, если переговоры пройдут успешно, все корабли будут отпущены еще до конца месяца.

Брукман засмеялся, поперхнулся супом и промокнул рот салфеткой. Оррик согласно кивнул, медленно наклонив молодую белобрысую голову.

— Только если придут эти ребята. Вот придут ребята, и дело пойдет.

— Знать бы, каким образом? — спросил Мандамус, словно размышлял вслух.

— Ничего, недолго осталось, — сказал Оррик, отламывая еще один кусок хлеба. — Скоро увидите.

— Алло? Алло? Хисако? Мисс Онода?

— Да, да. Я слушаю.

— Ах, это вы! Как вы там?

— Хорошо. Очень хорошо. А как вы?

— Хисако, что же ты делаешь? Почему ты все еще на этом пароходе? Я перенес все концерты, начиная с Гааги, на месяц вперед, кроме бернского. Залы иногда другие, но это мы утрясем позже. Но тебе надо скорей выбираться оттуда!… Ты меня слышишь? Алло?

— Это не так просто, господин Мория. Вертолеты сбивают, маленькие суда атакуют… иногда у самого берега озера; аэропорт в Панаме закрыт…

— Наверняка он не единственный, есть же там и другие аэропорты!

— … а из-за того, что… нет, в городе только один гражданский аэропорт.