– Я сейчас уеду.

Кожаная куртка так и висела на гвозде шапочка в кармане, ботинки размером с ладонь под сервантом.

– Ключ нашел под ведром. Извиняюсь.

– Вы кто?

– Жил здесь когда-то, дом еще вот тут стоял.

Он показал на фундамент.

– Соседи некоторые еще живы, надо же. Я вчера приехал, ночевал, думал, раз никого нет. Ты хозяин?

– Нет. Снимаю.

– Бабушку в девяносто пятом последний раз видел, на следующий год она ушла, а я уже заграницей жил. Вот столько лет не был. Дом сгорел в двухтысячном, кто-то участок купил, соседи сказали…

Я был уверен, что он не врет. Говорил с очень легким акцентом, как прибалт. Напоминал сериального милиционера.

– Ладно, прошу прощения. До свидания.

– До свидания.

Он ушел. В доме запах еды, дорогого парфюма. На столе листочек с моим номером телефона, наверняка, дядя сфоткал его на память. Плевать. А Риты не было.

Чем дольше ее не было, тем больше я сходил с ума. Стала сниться, говорят, значит, человек, думает о тебе. Окрыленный я вглядывался в мельтешащую перед глазами блевань. Бесконечные рифмы, совпадения, вижу ее у метро, в очереди на маршрутку – слепые призраки ожидания.

Первые желтые листья несет с Юсуповского сада. В городе стало больше узбеков, приходили к нам каждый день, молодые спрашивали – вакансии есть? Старые говорили – работа. Шли дальше, магазинов много.

Я уже собирался домой, переодевался, слышу, кричат мое имя. Одна из наших баб орет – к тебе! Рядом с холодильниками стоял этот мужик, иностранец. Поздоровались за руку.

– Что вам надо? – говорю.

– Братан, а Рита, Рита Чернова жила с тобой?

Так и знал. И как он нашел меня?

– Жила, потом ушла.

– Я родственник. Кстати, Глеб.

Он протянул руку, я назвал свое имя.

– Номер ее помнишь?

– Не было у нее ничего, я и фамилию вот только что узнал.

Я разглядывал его профиль, что-то есть, что-то едва уловимое, как у Риты. Мы вышли на улицу. Есть такие люди – давят харизмой, все выложишь. Я рассказал, как мы с Ритой встретились, как уехал на работу, а она пропала.

– Ты когда домой?

– Все уже, иду.

– Пошли нормального пива выпьем.

– Я устал.

Он меня не слушал.

– Смотри, как чудесно!

Это была терраса ресторана, который рядом с нашим магазином, стилизованна под Мюнхенские пивные.

– Здесь дорого.

– Угощаю!

Говорил только он, о том, как «все изменилось», и что не видел этих улиц почти тридцать лет.

– Вот здесь был первый «панасоник», ларьки ночные на углу…

Я заметил, что один глаз у него, как мертвый, зрачок не шевелился, смотрел только прямо.

– Глаз стеклянный, в машине сидел, подошли сзади, шмальнули в затылок. Три дня в коме, тоннель видел.

Я поддакивал, сам думал, какой пиздец эти террасы.