— Давай, моя дорогая, поинтересуйся, как поживает мистер Лэнгли, — сказал Ветролл.
Создание часто заморгало, затем нечленораздельно произнесло что-то и в завершение протянуло Лэнгли свою безжизненную ручку.
— Все в порядке, она узнала тебя. Я так и думал. Пожми гостю руку, дорогая.
Испытывая отвращение, Лэнгли взял протянутую ему руку, которая оказалась холодной и влажной на ощупь и даже не отреагировала на его рукопожатие. Он отпустил руку, и она, безжизненно повиснув в воздухе, через секунду упала вниз.
— Я боялся, что вы расстроитесь, увидев ее в таком состоянии, — сказал Ветролл, продолжая пристально смотреть на него. — Я уже привык к ее виду, и на меня он не производит неприятного впечатления, как на посторонних людей. Но ведь вы для нас не посторонний, в определенном смысле, человек, не так ли? Ее болезнь называется преждевременным старением. Если вы не сталкивались с этим прежде, смотреть ужасно тяжело. Кстати, не нужно бояться того, что она вас услышит, она ничего не понимает.
— Расскажите, что же с ней случилось?
— Я точно не знаю. Все случилось постепенно. Естественно, я следовал всем рекомендациям врачей, но уже ничего нельзя было сделать. Поэтому мы и оказались здесь. Оставаться там, где все нас знали, мы не могли. Я, конечно же, отверг мысль о лечебнице. Алиса — моя жена, и вы помните — в болезни и здравии, в радости и в печали… ну и так далее. Приглашаю к столу, ужин давно остывает.
Он направился к столу, взяв под руку жену, у которой, как показалось Лэнгли, при виде еды радостно заблестели глаза.
— Садись, моя дорогая, и ешь. Марта приготовила очень вкусно, тебе должно понравиться. (Видите, это она понимает). Я полагаю, вы простите ее манеры. Прошу вас, не обращайте на нее за столом внимание.
Он повязал ей вокруг шеи салфетку и поставил перед ней глубокую миску. Она набросилась на еду, пуская слюни и жадно пожирая то, что в ней было, хватая руками и пачкая при этом лицо.
Место, которое отвели гостю за столом, находилось как раз напротив миссис Ветролл. Глядя на нее, Лэнгли испытывал глубокое отвращение, которое непостижимым образом притягивало и не отпускало взгляд.
Рагу из дичи, поданное на ужин, было превосходно, но Лэнгли не притронулся к нему. Виной тому было чувство гнева, раздражения и обиды не только на себя, но И на бедную женщину. Сидя за столом, она оказалась как раз под своим портретом, которым он еще совсем недавно любовался. И его глаза невольно сравнивали изображение прекрасной юной женщины с тем, что сидело перед ним, чавкая и тяжело сопя.
— Да, — произнес Ветролл, проследив за его взглядом, — разницы не заметить трудно. — Что касается его самого, он ел с большим аппетитом, получая от еды несомненное удовольствие. — Природа иногда поступает с нами зло.
— Но почему таким ужасным образом?
— Должен сказать, что сейчас она как раз в одном из своих самых плохих состояний. Но бывают времена, когда она имеет вполне нормальный вид. Люди, живущие в округе, не знают, что и думать по этому поводу. В их среде существует свое объяснение простого медицинского явления.
— Скажите, а есть ли хоть малейшая надежда на ее выздоровление?
— Боюсь, что нет. Такие заболевания не лечатся. Почему вы совсем ничего не едите?
— Я… Да нет, все в порядке. Просто для меня увиденное сегодня — полнейшая неожиданность.
— Да, конечно, я вас прекрасно понимаю. Выпейте глоток вина. Должен признаться, что мне не следовало вас сюда приглашать, но я, живя в этой глуши, не мог отказать себе в удовольствии встретиться и пообщаться с образованным человеком.
— Представляю себе весь ужас вашего положения. |