— Примерно. Не на стройке работал.

— То-то и оно, что примерно… — притворно вздохнул Гладких. — Но я введу тебя в курс дела. Так сказать, для общего развития и понимания стратегии текущего момента.

Кум уселся за свой стол и закинул ногу на ногу.

«Здравствуй, дружок. Сейчас я расскажу тебе сказку про исправительно-трудовую колонию строгого режима имени…»

— Последние пять лет зоной рулил некий Паша Клык. Московский вор в законе. Я его не застал, но говорят, господин строгих понятий. Вор всесоюзного значения. Откинулся в прошлом году. Но оставил после себя смотрящего, или на их языке — положенца. Пока не «законника», но личность весьма авторитетную в их кругах. Кликуха — Витя Сумрак. От фамилии Сумароков. Но он и по жизни — сумрак. Даже мрак. Отморозок, хочу сказать, законченный. Чуть постарше тебя, сейчас ему тридцать восемь. Сел еще до перестройки в восемнадцать лет. И больше не выходил, прикинь… Получал довески. За участие в массовых беспорядках, за организацию бунтов. За побег. В общем — жизнь удалась… Волчара. Резкий, как гороховый суп. Зона ему — дом родной. В прямом смысле. На воле его никто не ждет, да он туда и не стремится. Чего ему там делать? Он уже и жить-то нормально, наверное, разучился. Боксер, кстати, тоже. По два часа каждый день грушу в зале молотит.

— А сел за что?

— Примерно за что и ты. Удачно подрался на танцах. С тяжкими телесными последствиями для потерпевшего. Четыре года строгого режима. А здесь попал под правильное влияние… Воспитали паренька в нужном русле. А он теперь доверие оправдывает. Понятия блюдет… Вот месяц назад вору ладонь раздробил. Лично. Ломиком. Тот пачку сигарет скрысил. Не мужику, не чухарю сраному, а вору, прикинь! И никто не дернулся. Потому как и на воле его блатные уважают, и в зонах.

— Ну а вы что?

— А мы его даже в ШИЗО посадить не можем. Зона взбунтуется или голодовку объявит. Сразу демократы забеспокоятся, комиссии всякие налетят. А нам оно надо?.. Но самое для тебя поганое, что ментов он ненавидит. Еще с первой судимости. Говорят, во время бунтов двоих наших подрезал, да не доказали… Я к чему это тебе рассказываю, Женя… Мы все-таки из одного окопа, как Шарапов говорил. Помогать друг другу должны. Я вот тебя хочу с активистами посадить, в первый отряд. Там тебя прессовать не будут, они на УДО метят, лишние разборки им ни к чему… Ну, конечно, и от тебя кое-что потребуется…

Кольцов уже догадался, куда клонит начальник оперчасти. И особо не удивился, потому что еще совсем недавно был в его шкуре. Ну или почти в его. И тоже предлагал знающим людям свою дружбу.

— Хочешь, чтоб постукивал? — Он кивнул на лозунг про дорогу к дому.

Гладких укоризненно поднял палец, реагируя на неполиткорректное слово «стучать»:

— Помогал…

— Ага… — кивнул Кольцов. — Дровишек в баню потаскать, пол в кабинете вымыть… Слушай, коллега, давай не будем держать друг друга за пионеров, ладно? Хочешь подписку взять, так и объясняй. Стесняться не надо. Я не пацан, пойму. Сам народ вербовал.

— Ну, допустим…

— За предложение помочь, конечно, спасибо. Только, ежели меня зарезать захотят, то зарежут, хоть ты меня прапорами с собаками обставишь. А в стуке уличат, так и вообще, без вариантов. Насчет же окопа так скажу — извини, но теперь я в другом. Поэтому «барабанить» не буду.