Изменить размер шрифта - +
Людмила Ворожейкина держала нос по ветру, вовремя разгромила «окопавшихся» на историческом факультете «коммуно-фашистов» во главе с патриотично настроенным деканом, надела профессорскую мантию на посетившего альма-матер новоизбранного Президента, подписала десяток подметных писем «демократической общественности» с требованием закрыть все критикующие власть газеты и телепрограммы, превратила комплекс студенческих общежитий в высокодоходный публичный дом и не забывала засылать долю малую своим покровителям в Кремль. За эти «высоконравственные» поступки проректора СПбГУ всячески холили и лелеяли, награждали чуть ли не к каждому празднику и не позволяли немногим оставшимся в органах честным операм прижать корыстолюбивую ректоршу.

Колбаскин с трудом продрался сквозь нагромождение косноязычных фраз, коими Ворожейкина выразила свое отношение к диссертации Комиссарчика, и перешел к описательной части.

Дойдя до десятой страницы доклада, непривычный к чрезмерному умственному напряжению начальник ГУВД сильно утомился. Так что приход помощника позволил ему отложить пачку листов и приступить к более интересным занятиям – руководству личным составом и отдаче многочисленных, противоречащих здравому смыслу приказов.

– Уголовные дела привезли! – бодро отрапортовал вошедший.

– Ага! – обрадовался Колбаскин. – Быстро вы справились!

– Стараемся, товарищ генерал!

– Хорошо. Вызовите мне этого... – начальник ГУВД щелкнул пальцами. – Который к автобусу ходил... Будем разрабатывать план передачи дел.

– Есть, товарищ генерал!

 

На пересечении Невского проспекта и Садовой улицы к «кадиллаку» Тулипа пристроились «линкольн» наконец объявившегося Ортопеда и машины Глюка, Мизинчика и Горыныча.

– Останови здесь, – попросил Рыбаков, выслушав по коммутатору краткий рассказ Грызлова и поведав тому основные моменты исповеди Лизунца. – Я к Мишке пересяду...

Невозмутимый Александров притер джип к тротуару в трех метрах от высокого бородача в цигейковом полушубке, держащего в озябших руках самодельный плакат с надписью «Демократ Дедушкин – против!». Какие именно либеральные ценности отстаивал одинокий молчаливый демонстрант и кем был таинственный «демократ Дедушкин», не уточнялось.

– Нет, ты представляешь! – Ортопед бросился навстречу Денису и продемонстрировал ладони, поперек которых шли красные, натертые сотнями вы-давленных тюбиков вазелина полосы. – Пять тонн! И все – без толку!

– Мишель, – серьезно сказал Рыбаков и покосился на мужика с плакатом. – Если ты не бросишь это занятие, то можешь ослепнуть.

Ортопед мгновенно надулся.

«Что объединяет миллионы женщин во всем мире? – громко сказала настроеная на “Азию-минус” радиола в кабине припарковавшегося за “навигатором” нового английского джипа Горыныча. – То, что они круглые дуры!»

Демонстрант-индивидуалист прислонил свой плакат к стене и достал из кармана полушубка маленький китайский термос.

– Куда щас? – Из окна болотно-зеленого «форда эксплорера» высунулась довольная физиономия Клюгенштейна.

– Обратно к аэропорту, – Денис выбросил окурок. – Надо окрестности прошерстить. Чует мое сердце, этот Самойлов где-то там, рядом...

 

Через две сотни шагов по тоннелю, вдоль которого шли толстые освинцованые кабели на тысячи вольт, Нефтяник, Стоматолог и Эдиссон наткнулись на заржавленную стальную решетку.

– Чо такое, блин? – Стоматолог подергал прутья.

Быстрый переход