У тебя нет никаких оснований верить мне. Я хорошо это знаю. Я тоже врал, но никогда не врал тебе или – что бы там ни говорил тебе Сатана – Лайзе; врал я только фараонам. Я знаю, это черно-копотная история. Я начал красть не для того, чтобы разбогатеть. Крал без всякой цели. Это была для меня игра, рискованная игра, вроде рулетки. На войне привыкаешь к опасности, начинаешь даже получать от нее удовольствие. В том немецком лагере мне было до смерти тошно от отсутствия риска, а когда я перебрался через границу, было до смерти тошно от мира и покоя, царившего в испанском монастыре. Когда я вернулся в Англию и стал учиться летать, это тоже было очень легко – все равно как учиться вождению. А потом не успел я подняться в воздух – как наступил мир. Никакой опасности. Никакого насладительного волнения. И я начал красть. Это меня забавляло, пока я не встретился с Сатаной и не увидел в больнице несчастную Лайзу, у которой по веленью Сатаны убили ребенка, а она так хотела его иметь. Не знаю, была ли она в самом деле так уж привязана ко мне. Она была девчонка честная, и не думаю, чтоб когда-нибудь стала употреблять слово «любовь», раз она ее не чувствовала. С тех пор я вел опасную игру только ради нее, чтобы она могла спокойно жить, когда меня не станет. Когда ты сказал мне, что она умерла, я понял, что больше ей не нужен. Я никогда не рисковал, – после того, как встретил Лайзу, но сейчас все мои обязательства кончились. Я благодарю Бога, если он существует, за то, что он даровал мне хотя бы это. Я не горюю – ничего плохого теперь уже с Лайзой не случится, она свободна, и я наконец свободен – свободен и от тебя тоже. Я снова бежал из лагеря. Теперь, когда Лайзы нет, я могу сделать кое-что полезное для моих друзей и могу пойти на любой риск. Для тебя я сделал уже достаточно. Я не хочу, чтобы ты писал мне. Ничего написанного тобой я читать не стану. Ты предал Лайзу. После того как получишь это письмо, не дожидайся меня. Уезжай и никогда больше сюда не возвращайся".

Письмо было подписано: «Капитан! Полковник! Майор! Сержант! Сеньор Смит!» – с восклицательным знаком после каждого слова. Интересно, подумал я, почему он не поставил и своей настоящей фамилии, но, наверное, захотел одно из своих имен оставить для себя. В конце-то концов, с той поры, когда он пил джин с тоником и мы ели копченую лососину, мы с ним так и не сблизились. Его интересовала только Лайза, а письмо от нее, которое, пожалуй могло бы подготовить его к тому, что надо ждать смерти, и все вышло бы тогда мягче, чем у меня, пришло слишком поздно. Мне было жаль, что так получилось, но все равно его письмо было нелегко переварить.

Я вскрыл то, которое он теперь уже никогда не прочтет. Лайза не любила писать длинные письма, а это и вообще было совсем короткое. Она писала.

"Дорогой Капитан, доктор и сестра мне этого не говорят, но я знаю, что скоро умру. И вот я пишу то, что всегда стеснялась сказать. Я люблю тебя с того дня, когда ты пришел с Сатаной ко мне в больницу. У тебя тогда на рубашке не хватало пуговицы, а башмаки надо было почистить. Такого доброго человека, как ты, я никогда не встречала.

Лайза".

Это письмо удивило меня. Значит, между ними все-таки была любовь. Каким бы ни было это чувство, оно, видимо, было куда более прочным, чем те случайные радости в постели, какие выпадали на мою долю.