— На свою погибель, — тяпнув водки, Громов громко хохотал, положив локти на стол. — Ох, наваляем мы им под Полтавой, ох и наваляем! Бока-то намнем!

— Вот это правильные мысли! — усевшись рядом, одобрительно рассмеялся Петр. — Давай-ка, Андрюша, за наши будущие победы и выпьем! Эй, все слышали? За будущие и настоящие российские виктории! Виват!

Супруги вернулись домой поздно, к утру, Громов без сил упал на постель, не раздеваясь, только что и смог снять туфли, Бьянка же — все же не водку пьянствовала, а вино, — распахнув окно, долго смотрела на луну, сиявшую в темном августовском небе, дувший с Невы ветер трепал ее распущенные по плечам волосы, а на тонкой шее баронессы поблескивал висевший на цепочке кулон из нержавеющей стали — Богоматерь Тихвинская, подарок Андрея.

— Голова, милый, не болит? — обернулась юная женушка.

Громов вздохнул:

— Да не знаю. Завтра поглядим. А сейчас — спать.

Спать… А вот Бьянку, наоборот, изрядно тянуло поговорить, пообщаться, пусть даже и с разбуженным грумом Томом, если уж родной супруг твердо намеревается спать, не реагируя даже на соблазнительно обнаженное плечико.

— Милый, помнишь, ты меня просил как-нибудь по-другому «Барона Рохо» назвать? Так я придумала… Эй, эй, ну не спи же!

— Да слышу я, зая. И что ж ты придумала? Надеюсь, не яхта «Беда» и не «Черная Каракатица»?

— Сам ты каракатица! — девушка обиженно отвернулась, впрочем, дулась недолго, а, мечтательно глядя на луну, прошептала:

— Назовем наш корабль — «Бьюик-Скайларк»!

— Как-к-как? — Громову неожиданно заикалось.

— «Бьюик-Скайларк»! Такой красивый темно-голубой кабриолет пятьдесят четвертого года, — Бьянка томно вздохнула. — Мы такой как-то брали напрокат, с Линой. Весь блестит, сиденья — мягкие-мягкие, и такой же мягкий ход. А скорость! И ничего впереди, у ног, не торчит, ничего переключать не надо…

— Коробка-автомат, — машинально промолвил Андрей.

— Какая еще коробка?

— Трансмиссия, говорю автоматическая… Две педали. А вообще — машинка недешевая. Хоть и красивая, согласен. Да в пятидесятые все тачки красивыми были, а потом пошли одни «дровяные баржи», без страха не взглянешь.

— Так тебе, милый, не нравится?

Шелковая ночная рубашка сползла с плеча девушки, обнажив пленительно вздымающуюся грудь, такую упругую, теплую… зовущую…

— Ну почему же не нравится? — теряя остатки сна, молодой человек поласкал грудь рукою, — «Скайларк» так «Скайларк». Ничуть не хуже, чем «Красный Барон», так что — пусть будет.

Шелковая рубашечка уже сползла до пояса, и капитан-командор, погладив жену по животику, нежно поцеловал темную ямочку пупка и быстро сбросил одежду…

— Ах, милый… Ах… А ко мне Меншиков так приставал… Ах…

Примерно через неделю, во время которой не произошло ничего мало-мальски важного, не считая торжественного переименования «Красного Барона» в «Скайларк» (не в «Бьюик» — и то ладно!), царь Петр Алексеевич, исходя из полученных известий о пришедших в нехорошее движение шведских войсках, немедленно отослал царевича Алексея (которому в то время, до появления «наследника» от Екатерины, очень даже доверял, поручая, без всяких опасений самые важные дела) в Москву для возведения дополнительных укреплений на случай нападения Карла, сам же с ближайшими сподвижниками отъехал ненадолго в Лодейное Поле, а затем — в Олонец, проверить, как идут дела на верфях, чтоб, в случае чего, по-отечески грозно подбодрить корабельщиков.