Ночь была темной, но все же не настолько, чтобы он не разглядел во мраке рыжеватые спины врагов, напоминавшие волны покрытого барашками моря; к тому же каждый раз, когда один из них поднимал голову, капитан Памфил видел два горящих в темноте угля; в иные минуты, выражая общую обманутую надежду, все эти головы поднимались разом и земля казалась усеянной подвижными карбункулами, сталкивавшимися между собой и сплетавшимися в причудливые дьявольские вензеля…

Но вскоре из-за того, что он пристально всматривался в одну точку, взгляд его затуманился, подлинные очертания сменились призрачными, и даже разум его, постепенно помутившийся под воздействием неведомой ему доселе тревоги, перестал ясно сознавать реальную опасность и бредил сверхъестественными опасностями. Вместо хорошо известных четвероногих, двигавшихся у него под ногами, ему явилась толпа существ — ни людей, ни животных; ему мерещились демоны с огненными глазами — они держались за руки и плясали вокруг него сатанинский танец; усевшись верхом на суку, словно ведьма на палке метлы, он казался себе центром адского шабаша, где ему суждено сыграть свою роль.

Головокружение увлекало капитана вниз; он инстинктивно почувствовал, что, если он поддастся этому притяжению, то погибнет; собрав все телесные и духовные силы для последнего разумного поступка, он крепко привязал себя к стволу дерева веревкой, удерживавшей у него на пояснице бобровую шкуру, и, вцепившись обеими руками в сук, откинул голову назад и закрыл глаза.

Тогда безумие и бред окончательно овладели им. Сначала капитан Памфил ощутил, что его дерево колышется, наклоняясь и выпрямляясь, словно мачты на судне в бурю; затем ему показалось, что оно старается вырвать свои корни из земли, подобно человеку, пытающемуся вытащить увязающие в болоте ноги. После недолгой борьбы дуб победил; из раны в земле хлынули потоки крови, и волки принялись ее лакать; дерево воспользовалось их жадностью для того, чтобы скрыться, и стало убегать, но толчками, как инвалид, прыгающий на своей деревянной ноге. Вскоре пища иссякла, и волки, демоны, вампиры, от кого отважный капитан, как ему казалось, избавился, пустились за ним в погоню; их вела старуха, лица которой нельзя было разглядеть, с ножом в руке; и все это неслось в бешеной гонке.

Наконец дерево — уставшее, запыхавшееся, задыхающееся, — казалось, выбилось из сил и улеглось на землю, словно отчаявшийся человек, и тогда к нему приблизились, по-прежнему предводительствуемые старухой, волки и демоны с горящими глазами и обагренными кровью языками. Капитан с криком хотел было протянуть руки, но в тот же миг за его головой раздался пронзительный свист и по всему его телу пробежал холод: ему почудилось, будто ледяные кольца сжимают и душат его; постепенно давление уменьшилось, призраки исчезли, завывания стихли, дерево еще несколько раз содрогнулось, и вновь воцарились мрак и безмолвие.

Понемногу тишина успокоила нервы капитана Памфила; его кипящая кровь, воспламененная горячкой, охладилась, его чувства пришли в равновесие и вернулись из призрачных сфер, где они блуждали, к осязаемой реальности; оглядевшись, он вновь оказался в своем сумрачном, безлюдном и безмолвном лесу. Капитан ощупал себя, желая убедиться, что это действительно он, и в конце концов осознал свое положение таким, как оно было в действительности: он сидел верхом на суку, привязанный к стволу, ему было не так удобно, как на койке «Роксоланы» или на буйволовой шкуре великого вождя, но, по крайней мере, он был защищен от нападения волков (впрочем, они уже исчезли). Опустив взгляд к подножию дуба, капитан как будто различил бесформенную и подвижную массу, обвившуюся вокруг ствола; но вскоре чудившиеся ему жалобы стихли, предмет, на который были устремлены его глаза, застыл в неподвижности, и капитан Памфил подумал, что все это было продолжением его ужасного сновидения, и он, задыхающийся, обливающийся потом, смертельно усталый, наконец уснул настолько спокойным и глубоким сном, насколько позволяло ему неустойчивое положение, в каком он расположился на дереве.