Время от времени капитан Памфил замирал с остановившимся взглядом: гигантские рыжие грибы, прислонившись друг к другу наподобие щитов, сливались в группы, напоминая окраской и размерами лежащих львов, и он, прекрасно зная, что царь зверей не обитает в этой части своей империи, вздрагивал при виде их.

Большие ползучие растения-паразиты, которым словно не хватало воздуха, обвивались вокруг деревьев, росли вместе с ними, цепляясь за ветки, гирляндами протягиваясь с одного на другое, пока не достигали свода. Там, извиваясь, словно змеи, они раскрывали навстречу солнцу свои благоухающие пунцовые чашечки, а те, что расцвели на полдороге, бледные, болезненные, лишенные аромата, будто завидовали счастью подруг, гревшихся в сиянии дня и улыбке Господа.

К двум часам у капитана Памфила засосало под ложечкой и он вспомнил, что накануне не поужинал, а час завтрака давно прошел. Он огляделся кругом: птицы по-прежнему порхали среди деревьев, крылатые белки не переставали прыгать с ветки на ветку, как будто проделали весь путь вместе с ним; но у него не было ни ружья, ни сарбакана, чтобы охотиться на них. Он попробовал бросить в них несколько камней, но вскоре понял, что от этих упражнений его аппетит разыграется, но они не помогут ему утолить голод. Поэтому он решил найти какую-нибудь растительную пищу. На этот раз ему повезло больше: после недолгих, но тщательных поисков, затрудняемых полумраком, он нашел два или три корня вроде чуфы и несколько растений из тех, что в просторечии называются карибской капустой.

Этого было довольно, чтобы заморить червячка; но капитан Памфил, человек предусмотрительный, подумал о том, что, едва утолив голод, он почувствует жажду; поэтому он решил отправиться на поиски ручейка, как перед тем разыскивал коренья. К несчастью, найти его было труднее.

Он внимательно прислушался, но до него не донеслось никакого журчания; он втянул воздух, стараясь уловить хотя бы слабые испарения, но под этим гигантским куполом не было ни малейшего дуновения, воздух был тяжелым и густым: животные и принужденные стелиться по земле растения дышали им с трудом — казалось, в нем трудно было выжить.

Однако капитан Памфил нашел выход: он подобрал острый камень и, вместо того чтобы продолжать бесполезные поиски, стал переходить от дерева к дереву, пристально изучая каждый ствол; наконец он как будто нашел то, что искал, — великолепный клен, молодой, гладкий и крепкий. Обхватив ствол левой рукой, правой он пробил кору острым камнем. Тотчас из раны брызнуло несколько капель драгоценной крови растения, из которой канадцы делают сахар лучше тростникового. Удовлетворенный результатом опыта, капитан спокойно уселся у подножия своей жертвы и начал завтракать. Покончив с этим, он припал пересохшим ртом к ране, откуда, словно из родника, бил сок, и снова отправился в дорогу — свежий, бодрый и крепкий как никогда.

К пяти часам вечера капитану показалось, что в потемках забрезжил свет. Ускорив шаг, он вышел на край леса, подобного Дантову, — этот лес как будто не принадлежал ни жизни, ни смерти, но какой-то промежуточной, безымянной власти. И тогда ему почудилось, что он погружается в океан света; он бросился в его волны, позолоченные лучами заходящего солнца, подобно пловцу, который долгое время пробыл на дне моря, зацепившись за ветку коралла или будучи схвачен полипом, а теперь освободился от смертоносной помехи, поднимается на поверхность воды и дышит.

Он добрался до одной из тех обширных степей, что лежат озерами зелени и света среди бескрайних лесов нового континента; по другую сторону ее снова тянулась темная, глухая стена деревьев, над которой прихотливо изгибались в последних лучах солнца снежные вершины гор, извилистой цепью разделяющих весь полуостров.

Капитан огляделся с довольным видом: он понял, что не сбился с пути.

Наконец его взгляд остановился на вьющемся вдали белесом столбе, который, расплываясь, поднимался к небу.