Хотя капитан был достойным ценителем аравийского боба, а тот, чей жидкий пламень он вкушал, прибыл, как ему показалось, прямо из Мокки, все похвалы он приберег для сопровождавшего кофе стаканчика водки, которую он сравнил с лучшим коньяком, какой ему когда-либо доводилось пробовать.

В ответ на похвальное слово потомок Бертрана де Пелонжа отвесил поклон: он был обычным поставщиком префектуры, и пущенная капитаном Памфилом стрела лести попала в цель.

За этим последовало долгое совещание между гражданином Иньясом Николá Пелонжем и капитаном Амаблем Дезире Памфилом, во время которого торговец спиртным продемонстрировал большой практический опыт, а академик — глубокие теоретические познания. В результате беседы, в ходе коей глубокомысленно обсуждалась проблема напитков, капитан Памфил выяснил то, что хотел узнать, а именно: гражданин Иньяс Николá Пелонж собирался отправить пятьдесят бочек (в каждую из которых вмещалось пятьсот бутылок) этой самой водки в Нью-Йорк, торговому дому «Джексон и Уильямс», с которым он состоял в деловых отношениях, и этот груз, в данное время находящийся на Часовой набережной, должен быть спущен по Луаре до Нанта, где будет помещен на борт трехмачтового судна «Зефир» (капитан Мальвилен), готового к отплытию в Северную Америку; все это произойдет в срок от пятнадцати до двадцати дней.

Капитану Памфилу, если он хотел успеть вовремя, нельзя было терять ни минуты. Поэтому он в тот же вечер распрощался с городскими властями Орлеана под тем предлогом, что полученные им разъяснения делают излишним дальнейшее его пребывание в столице департамента Луаре; он еще раз пожал руку бакалейщику и кондитеру, расцеловался с торговцем спиртным и той же ночью покинул Орлеан, заставив наиболее предубежденные против Академии умы полностью изменить свое мнение об этой уважаемой корпорации.

XVII

О ТОМ, КАК КАПИТАН ПАМФИЛ, ВЫСАДИВШИСЬ НА БЕРЕГУ АФРИКИ, БЫЛ ВЫНУЖДЕН ВМЕСТО ГРУЗА СЛОНОВОЙ КОСТИ, ЗА КОТОРЫМ ПРИБЫЛ, ВЗЯТЬ ПАРТИЮ ЭБЕНОВОГО ДЕРЕВА

На следующий же день по своем прибытии в Гавр капитан Памфил получил полквинтала изюма и шесть дюжин банок варенья и приказал Двойной Глотке принайтовить все это в своей личной кладовой; затем он занялся приготовлениями к отплытию — они оказались недолгими, поскольку достойный моряк почти всегда плавал с балластом и, как мы видели, обычно брал груз только в открытом море; таким образом, уже через неделю он обогнул Шербурскую косу, а через две недели шел между сорок седьмым и сорок восьмым градусами широты, как раз поперек того пути, которым трехмачтовое судно «Зефир» должно было следовать из Нанта в Нью-Йорк. Следствием этого искусного приема явилось то обстоятельство, что в одно прекрасное утро капитан Памфил, наполовину спавший, наполовину бодрствовавший и лениво размышлявший в своей подвесной койке, внезапно был вырван из этого полусна криком впередсмотрящего, объявившего о появлении паруса.

Капитан Памфил выбрался из койки, схватил подзорную трубу и, не тратя времени на то, чтобы надеть штаны, поднялся на палубу своего судна. Это немного мифологическое явление, возможно, показалось бы неподобающим на борту судна более добропорядочного, чем «Роксолана»; но, к стыду команды, надо признаться, что ни один из ее членов не обратил ни малейшего внимания на это преступление против стыдливости — настолько все привыкли к причудам капитана; что касается его самого, то он спокойно пересек палубу, забрался на коечные сетки, поднялся по нескольким выбленкам на ванты с таким хладнокровием, как будто был прилично одет, и принялся изучать оказавшийся в поле зрения корабль.

Через минуту сомнений не оставалось: это было то самое судно, какое он ожидал увидеть; немедленно был отдан приказ установить каронады на опорах и пушку восьмого калибра — на лафете; затем, убедившись, что его указания будут исполнены с обычной расторопностью, капитан Памфил велел рулевому держаться прежнего курса и спустился в свою каюту переодеться, чтобы предстать перед своим собратом, капитаном Мальвиленом, в более благопристойном виде.