При этом он не забывал напрягать слух, стремясь услышать звуки другой кареты, которую они преследовали по отзывавшемуся гулким эхом лесу.
Раздавался громкий стук лошадиных копыт, на крыше тарахтели чемоданы, деревянная шляпная коробка Иды и седло Мерсье.
– Я прошу вас всех, – продолжал Алан, – как должен был бы попросить папаша Фуше, представить себе происшедшее 19 августа, незадолго до полуночи, около павильона императора, стоящего на скале над Ла-Маншем. Сам павильон пуст и темен. Хмурая, ветреная ночь, луна скрыта за тучами, четверо часовых шагают внутри ограды…
– Ты так все описываешь, – заметила Ида, – как будто сам был там.
– Меня там не было, Ида. А вот наемный убийца капитана Перережь-Горло был! Продолжать?
– Да!
– Этим четырем морским пехотинцам пустынно и одиноко. Каждый патрулирует вдоль одной из сторон высокой, почти в человеческий рост, ограды из деревянных бревен. На коротких расстояниях вдоль внутренней стороны ограды висят фонари с рефлекторами, ярко освещающие местность. Их свет и присутствие трех товарищей внушают каждому часовому уверенность.
Однако гренадер Эмиль Жуайе, возможно, особой уверенности не испытывает. Он начинает насвистывать для храбрости, а двое других сразу же смотрят па него, потому что свистеть, стоя на часах, запрещено. Призрак-убийца с кинжалом не может перелезть через ограду, чтобы его не увидели и не застрелили; он не может даже просунуть руку сквозь узкое пространство между бревнами. Так что часовые как будто в полной безопасности!
Подобные детские ночные страхи недостойны солдат Великой армии! И тем не менее гренадер Жуайе, приближаясь к одному из концов своего участка обхода – к северо-восточному углу ограды, – движется навстречу своей смерти! Но он не знает этого, потому что видит каждый освещенный дюйм внутри ограды и считает, что и за ней может видеть на достаточном расстоянии.
Ида не смогла удержаться:
– Только считает? Но, насколько я поняла, в этом нет никакого сомнения! Свидетели поклялись, что они могли видеть и то, что делается снаружи. Они говорили неправду?
– Да, – ответил Алан, – хотя они думали, что говорят правду.
– Почему?
– Потому что все действие фонаря обращено как бы внутрь. Посмотри на тот, который находится сзади тебя. Он не слепит глаза смотрящим па него, а просто обманывает зрение. Фигура, стоящая за оградой и одетая в черное, была бы полностью невидима на фоне ночного неба. Теперь тебе ясно?
– Но убийца, – возразил Мерсье, – все же должен был проникнуть за ограду, чтобы нанести удар жертве!
– Вовсе нет, – ответил Алан. – И теперь мы можем понять наконец, почему рядовой Соломон и гренадер Жу-айе были убиты прямым горизонтальным ударом и почему в каждом случае кинжал был «унесен» с места преступления. Потому что в этих двух убийствах кинжал вообще не был использован!
Наемный убийца нанес имеющимся у него особым оружием один точный и смертельный удар между двумя деревянными бревнами ограды и бросил в то же отверстие листок бумаги на глазах у людей, которые не могли его видеть. Теперь взгляните снова на кинжал; обратите внимание на его плоскость, острую как бритва, одну сторону клинка, почти не сужающегося к концу, и скажите, что все это вам напоминает?
Мерсье привстал и выругался.
– Клинок прямой сабли! – воскликнул он. Алан постучал по крышке коробки.
– Не просто прямой сабли, – сказал он, – а кавалерийской сабли особого образца, которую носит лишь небольшая группа людей в Великой армии. Ну так кто же этот наемный убийца, любящий насилие ради самого насилия? Он человек большой физической силы – ведь, используя кинжал, он идет на риск драки с часовым. Он очень опытен в обращении с саблей. |