– Вы убили всех этих часовых, – продолжал вопить Виктор, – и не можете доказать, что вас не было в Булони в течение той недели, когда это произошло! Скоро вас передадут Великой армии для суда! Посмотрим, как вам это понравится!

Алан занес саблю:

– На ковер, слышите? Вот так! Мадлен, давай веревки и кляп!

– Вы капитан Перережь-Горло, мистер Хепберн! Слова Виктора повергли Мадлен в состояние кошмара,

худшего, чем двое суток назад в кабинете Жозефа Фуше. Она покачнулась, и нож дрогнул в ее руке.

– Мадлен! Ну что же ты стоишь!

Собрав нервы в кулак и побледнев как смерть, она поспешила повиноваться.

– Погоди! – остановил ее Алан. – Сделаем так: свяжи ему руки за спиной, воткни кляп в рот, по ноги оставь свободными.

– 3-зачем?

– Чтобы он смог подняться наверх впереди нас. Я понесу Мерсье, и мы запрем их обоих в комнате, которую отвели нам с Мерсье. После стычки с Виктором нам больше нечего делать в «Парке статуй». Как только я проверю наличие следов колес на дороге в лесу, мы можем уже не беспокоиться о происходящем здесь. Мы отправимся в трактир контрабандистов. Связывай его поскорее и пойдем наверх!

Прошло чуть более пяти минут после того, как двое заговорщиков остались наедине, когда часы стали бить полночь.

Но молния озаряла стены все реже и реже, и большую часть времени коридор оставался в полной тьме, в которой отзывался эхом шум дождя.

Алан, надевший водонепроницаемый плащ кавалерийского образца, прицепив под ним саблю и шпоры к сапогам, туманным силуэтом вырисовывался перед Мадлен. В темноте ей казалось, что ее муж внезапно превратился в какого-то страшного незнакомца.

Мысленно приказав себе не быть дурой, Мадлен попыталась отогнать пугающие мысли.

– Я понимаю, что ты должен идти туда, – сказала она. – Но на сколько времени?

– Если все сложится удачно, то не более чем на час. А до тех пор ты должна сидеть тихо. Поняла?

– Да, конечно! Но… я хотела тебя спросить…

– Будь готова, чтобы уйти, как только я вернусь. Багаж тебе забрать не удастся, так что надень дорожное платье, плащ и капор, если у тебя есть с собой хоть один. Я не имею малейшего представления, где или как закончится эта ночь.

– Алан! Относительно того, что сказал Виктор…

– Брось об этом думать!

– Ведь это чепуха, верно? Ты же не капитан Перережь-Горло?

– Конечно нет! А ты всерьез подумала, что я могу им оказаться?

– Нет, только… Это просто смехотворно, но в Зеркальной комнате ты говорил мне, что провел ту неделю один в охотничьем домике, в лесу Марли. Я знала, что это неправда, хотя понятия не имела, где ты был на самом деле. А этим вечером, в карете, когда Ида в чем-то подозревала тебя, ты вел себя так странно, что я ничего не могла понять, хотя пыталась отвлечь ее подозрения. Все равно я знаю, что ты не можешь быть капитаном Перережь-Горло!

– Тогда будь тверда в своей уверенности. Их задача – загнать меня в угол, а моя – выбраться из него, если сумею.

– Значит, они все время пытались обвинить тебя…

– Пока меня не будет, – прервал Алан, – запрись в спальне, задуй свечи, если сможешь, но никоим образом не привлекай к себе внимания, что бы ты ни делала. Я должен только послать завтра сообщение в Англию…

– Но как ты сможешь это сделать, Алан? Ведь лагерь отлично охраняется. В Париже мы читали в «Монитере» о том, как многих шпионов расстреляли за то, что они пытались отправить сообщение, но никто из них не смог сделать этого!

– Да, – подтвердил Алан. – Никто из них не смог.

– Тогда…

– Тогда это должно удасться мне! Планы Бони – важнейший фактор войны; чтобы узнать их, стоит использовать любые средства.