Изменить размер шрифта - +
Вероятно, замечал он нашу взаимную склонность и старался отвлечь нас друг от друга. Слова, подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более гнусными, когда, вместо грубой и непристойной насмешки, увидел я в них обдуманную клевету. Желание наказать дерзкого злоязычника сделалось во мне еще сильнее, и я с нетерпением стал ожидать удобного случая.
       Я дожидался не долго. На другой день, когда сидел я за элегией и грыз перо в ожидании рифмы, Швабрин постучался под моим окошком. Я оставил перо, взял шпагу и к нему вышел. "Зачем откладывать? -- сказал мне Швабрин,-- за нами не смотрят. Сойдем к реке. Там никто нам не помешает". Мы отправились молча. Спустясь по крутой тропинке, мы остановились у самой реки и обнажили шпаги. Швабрин был искуснее меня, но я сильнее и смелее, и monsieur Бопре, бывший некогда солдатом, дал мне несколько уроков в фехтовании, которыми я и воспользовался. Швабрин не ожидал найти во мне столь опасного противника. Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него наступать и загнал его почти в самую реку. Вдруг услышал я свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке... В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже правого плеча; я упал и лишился чувств.
      

    ГЛАВА V

    ЛЮБОВЬ

    Ах ты, девка, девка красная!

    Не ходи, девка, молода замуж;

    Ты спроси, девка, отца, матери,

    Отца, матери, роду-племени;

    Накопи, девка, ума-разума,

    Ума-разума, приданова.

    Песня народная.

    Буде лучше меня найдешь, позабудешь,

    Если хуже меня найдешь, воспомянешь.

    То же.
       Очнувшись, я несколько времени не мог опомниться и не понимал, что со мною сделалось. Я лежал на кровати, в незнакомой горнице, и чувствовал большую слабость. Передо мною стоял Савельич со свечкою в руках. Кто-то бережно развивал перевязи, которыми грудь и плечо были у меня стянуты. Мало-помалу мысли мои прояснились. Я вспомнил свой поединок и догадался, что был ранен. В эту минуту скрипнула дверь. "Что? Каков?" -- произнес пошепту голос, от которого я затрепетал. "Всё в одном положении,-- отвечал Савельич со вздохом;-- всё без памяти, вот уже пятые сутки". Я хотел оборотиться, но не мог. "Где я? кто здесь?" -- сказал я с усилием. Марья Ивановна подошла к моей кровати и наклонилась ко мне. "Что? как вы себя чувствуете?" -- сказала она. "Слава богу,-- отвечал я слабым голосом,-- Это вы, Марья Ивановна? скажите мне..." --я не в силах был продолжать и замолчал. Савельич ахнул. Радость изобразилась на его лице. "Опомнился! опомнился! -- повторял он.-- Слава тебе, владыко! Ну, батюшка Петр Андреич! напугал ты меня! легко ли? пятые сутки!.."
       Марья Ивановна перервала его речь. "Не говори с ним много, Савельич,-- сказала она.-- Он еще слаб". Она вышла и тихонько притворила дверь. Мысли мои волновались. Итак, я был в доме коменданта, Марья Ивановна входила ко мне. Я хотел сделать Савельичу некоторые вопросы, но старик замотал головою и заткнул себе уши. Я с досадою закрыл глаза и вскоре забылся сном.
       Проснувшись, подозвал я Савельича и вместо его увидел перед собою Марью Ивановну; ангельский голос ее меня приветствовал. Не могу выразить сладостного чувства, овладевшего мною в эту минуту. Я схватил ее руку и прильнул к ней, обливая слезами умиления. Маша не отрывала ее.
Быстрый переход