Изменить размер шрифта - +
Как ты думаешь?"
       -- Нет,-- отвечал я с твердостию.-- Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу. Коли ты в самом деле желаешь мне добра, так отпусти меня в Оренбург.
       Пугачев задумался. "А коли отпущу,-- сказал он,-- так обещаешься ли по крайней мере против меня не служить?"
       -- Как могу тебе в этом обещаться? -- отвечал я.-- Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя -- пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня -- спасибо; казнишь -- бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
       Моя искренность поразила Пугачева. "Так и быть,-- сказал он, ударя меня по плечу.-- Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь. Завтра приходи со мною проститься, а теперь ступай себе спать, и меня уж дрема клонит".
       Я оставил Пугачева и вышел на улицу. Ночь была тихая и морозная. Месяц и звезды ярко сияли, освещая площадь и виселицу. В крепости всё было спокойно и темно. Только в кабаке светился огонь и раздавались крики запоздалых гуляк. Я взглянул на дом священника. Ставни и ворота были заперты. Казалось, всё в нем было тихо.
       Я пришел к себе на квартиру и нашел Савельича, горюющего по моем отсутствии. Весть о свободе моей обрадовала его несказанно. "Слава тебе, владыко! -- сказал он перекрестившись.-- Чем свет оставим крепость и пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил; покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до утра, как у Христа за пазушкой".
       Я последовал его совету и, поужинав с большим аппетитом, заснул на голом полу, утомленный душевно и физически.
      

    ГЛАВА IX

    РАЗЛУКА

    Сладко было спознаваться

    Мне, прекрасная, с тобой;

    Грустно, грустно расставаться,

    Грустно, будто бы с душой.

    Херасков.
       Рано утром разбудил меня барабан. Я пошел на сборное место. Там строились уже толпы пугачевские около виселицы, где всё еще висели вчерашние жертвы. Казаки стояли верхами, солдаты под ружьем. Знамена развевались. Несколько пушек, между коих узнал я и нашу, поставлены были на походные лафеты. Все жители находились тут же, ожидая самозванца. У крыльца комендантского дома казак держал под уздцы прекрасную белую лошадь киргизской породы. Я искал глазами тела комендантши. Оно было отнесено немного в сторону и прикрыто рогожею. Наконец Пугачев вышел из сеней. Народ снял шапки. Пугачев остановился на крыльце и со всеми поздоровался. Один из старшин подал ему мешок с медными деньгами, и он стал их метать пригоршнями. Народ с криком бросился их подбирать, и дело не обошлось без увечья. Пугачева окружали главные из его сообщников. Между ими стоял и Швабрин. Взоры наши встретились; в моем он мог прочесть презрение, и он отворотился с выражением искренней злобы и притворной насмешливости. Пугачев, увидев меня в толпе, кивнул мне головою и подозвал к себе. "Слушай,-- сказал он мне.-- Ступай сей же час в Оренбург и объяви от меня губернатору и всем генералам, чтоб ожидали меня к себе через неделю. Присоветуй им встретить меня с детской любовию и послушанием; не то не избежать им лютой казни. Счастливый путь, ваше благородие!" Потом обратился он к народу и сказал, указывая на Швабрина: "Вот вам, детушки, новый командир: слушайтесь его во всем, а он отвечает мне за вас и за крепость".
Быстрый переход