Но где-то существовала Лиза, милая его сердцу. Возможно, она была совсем рядом, и не думать о ней Родионову не удавалось. И даже когда он смотрел на Кити и разговаривал с ней, то ловил себя на мысли, что лучше бы на месте Вронской была сейчас Елизавета. Часто он отвечал невпопад, потом спохватывался, и ему становилось неловко от своей растерянности.

Да, он привязался к Кити Вронской.

Ему с ней было хорошо и радостно, как и ей с ним. Возможно, и Кити влюбилась в Родионова, насколько могут любить избалованные и пользующиеся мужским вниманием женщины.

Несколько месяцев они были вместе. А потом дела позвали Короля медвежатников в Петербург, и в поезде, соединяющем две российские столицы – старую и новую, Савелий Николаевич повстречал Лизу. Вернее, не повстречал, а Лизавета сама нашла его. Поздним вечером, когда Сава Родионов уже намеревался отправиться на боковую, в его купе робко постучали.

–  Открыто, – подавляя раздражение, ответил на стук Савелий Николаевич.

Дверь медленно отворилась, и в купе вошла... Лизавета.

–  Привет, – сказала она так, будто они расстались всего-то несколько часов назад.

–  Привет, – ответил Савелий, тоже, как могло показаться, ничуть не удивившийся этому ее появлению.

–  К тебе можно?

–  Входи, – разрешил Савелий чуток сорвавшимся голосом.

Лиза вошла и... осталась.

Обратно в Москву они вернулись уже вместе. Кити, конечно, был дан от ворот поворот (он нашел всего лишь несколько минут, чтобы объясниться с ней), и она ушла из жизни Савелия Николаевича Родионова молча и с гордо поднятой головой. Екатерина не привыкла, чтобы ее оставляли из-за другой женщины, потому что прежде такого не случалось. Однако глаза ее были сухи...

–  Благодарю, – ответил Родионов, совершенно не зная, что делать дальше: продолжать разговор с Вронской как со старой знакомой, либо, сославшись на занятость, откланяться и уйти, как это происходит с малознакомыми людьми. Конечно, воспитание, полученное Савелием на Сухаревке, могло позволить ему просто махнуть Кити рукой на прощание и спокойно удалиться, но кровь... Кровь у Савелия Николаевича Родионова была дворянской, а посему он вежливо улыбнулся и галантно поцеловал Кити ручку. Ведь любовница – это в какой-то степени родня. Хотя и бывшая...

–  Ты прекрасно выглядишь, – в ответ улыбнулся Савелий и добавил. – Впрочем, как всегда.

–  А ты, как всегда, обольстителен, – не сводя с Родионова заинтересованного взгляда, сказала Вронская. – Ум-м, – она изобразила ласковое рычание. – Так и съела бы тебя.

–  Меня есть не надо, – как можно спокойнее принимая ее взгляд, ответил Савелий Николаевич. – Давай я лучше угощу тебя кофеем с эклером. Хочешь?

–  Хочу, – просто ответила Кити и взяла Савелия под руку. – Так куда мы пойдем?

–  В кондитерскую. Не возражаешь?

–  Ну что ты, там так мило!

В кондитерской публики почти не было. Они вошли и сели за столик на двоих.

–  Чего изволите? – спросил прилизанный официант в белых узких брючках и белом же куцем пиджачке, похожем на фрак без фалд.

Словечко «официант», произносившееся как «официянт», было новым, а вот повадки у этой категории прислуживающих остались старыми и мало чем отличающимися от манер половых в обычных трактирах. То есть наличествовала приторно-сахарная улыбка, готовность немедленно броситься исполнять заказ посетителя, неизменный пробор посередине головы с набриолининными волосами, крахмальное полотенце, переброшенное через руку, и выжидающий чаевые взгляд.