— Гарт, ты поможешь мне в этом деле?

— В каком деле?

— Ну, относительно свидетельницы. — Эббот явно был в нерешительности, он не знал, стоит ли произносить имя Марион Боствик. — Той дамы, о которой мы говорили. Если она утаивает какую-то информацию, а тебе эта информация уже известна, почему ты сразу не сообщаешь ее мне?

— Поверь мне, имеются причины, по которым я не могу сообщить ее тебе. Эти причины медицинского характера, хотя ты, наверное, этому не веришь.

— Черт побери, с чего ты взял, что я тебе не верю? Я всегда верил тебе. Вспомни, как я остановил Твигга…

— Я знаю. Извини.

— У меня просто такое предчувствие, что я должен присутствовать, когда ты будешь ее расспрашивать. Кроме того, в это дело, оказывается, замешан молодой Филдинг.

— Майкл? Ручаюсь тебе, Эббот, что Майкл не играл никакой заметной роли в этом деле, а если и играл какую-то роль, то совершенно неосознанно.

— Ага! Значит, ты допускаешь, что какую-то роль во всем этом деле он все же играл?

— Не знаю. Не могу сказать. — У Гарта опять начала болеть голова. — Завтра, если хочешь, я отправлю телеграмму Майклу и попрошу его приехать сюда. Нет! Завтра воскресенье, и я не смогу отправить телеграмму.

— Думаю, сможешь, если поедешь на главный почтамт в Равенспорт. Что ты на это скажешь?

В этот момент Бетти едва не вскрикнула.

Она опускала лампу. Гарт, который всегда старался смотреть одновременно в нескольких направлениях, еще раньше заметил, что взгляд Бетти направлен на кресло, где лежит книга «Тайна желтой комнаты». Но сейчас ее взгляд оторвался от этого кресла и устремился вверх.

Белый шнур от лампы скользил по потолку. То, что в глазах Бетти блеснула догадка, Гарт определил тогда, когда эта догадка зародилась и у него в мозгу. Похожие шнуры были здесь почти в каждой комнате. А так как этот шнур висел весь вечер прямо над головой, Гарту раньше ни разу не пришло в голову, что в горло мертвой Глайнис Стакли врезался короткий отрезок именно такого шнура.

— Позволь, я помогу тебе, — сказал он и встал рядом с Бетти.

Опасности, что лампа, которая висела на шнуре, перекинутом через блок, упадет на пол и разлетится на мелкие осколки, не было; этому препятствовал узел на шнуре, который задержала бы одна из скоб. Тем не менее Гарт видел, как у Бетти дрожит рука, а с ее лица исчезают все краски.

— Эббот, этот экипаж стоит возле дома?

— Естественно! — довольно нетерпеливо ответил Эббот.

— Будь так любезен, проводи к нему леди Калдер. Я должен погасить лампу. Мы ведь не можем спотыкаться здесь в темноте.

— Как тебе угодно. Но ты слышал, что я сказал? Есть ли настоятельная необходимость допрашивать эту даму уже сегодня ночью? Нельзя ли подождать?

— Да, вероятно, это может подождать. Винс и Марион наверняка уже спят. Да и я устал. Я не чувствовал себя настолько уставшим даже после преторийской кампании во время южноафриканской войны, по крайней мере я такого не помню.

Гарт был готов сказать все, что угодно, лишь бы только заставить замолчать Эббота. Ему отчаянно хотелось поговорить с Бетти с глазу на глаз. Но в данных обстоятельствах это было невозможно. А о том, что ждет ее под другой крышей, он не имел понятия.

Лампа была погашена, домик остался далеко позади. Стук и дребезжание экипажа разносились по залитым лунным светом окрестностям и, наверное, долетали до «Оленя и перчатки». Поселиться там было довольно трудно, тем более в июне. Гарт заказал для себя номер, состоящий из спальни и гостиной, в северном крыле прямоугольного дома, черные балки и белая штукатурка которого помнили конец пятнадцатого века.