Изменить размер шрифта - +
Я прочел пару предложений, и тут вдруг навалилась усталость. Это может и подождать, решил я. Опять вложил бумаги в конверт, предварительно соединив их скрепкой, и улегся в постель.

А потом вдруг вспомнил, что не молился. Особого смысла в молитвах не вижу, вообще не мой стиль. Но я провел почти год, делая разные вещи не в своем стиле, и лишь изредка улавливаю в них смысл. А потому решил придерживаться простейшей тактики: начинать день с просьбы о еще одном дне трезвости, и заканчивать его, благодаря Всевышнего за то, что подарил мне еще один трезвый день.

Я вспомнил это только теперь, уже лежа в постели с выключенным светом, и мне страшно не хотелось вылезать из-под одеяла и становиться на колени — вот уж совсем не в моем стиле.

— Благодарю тебя, — прошептал я тому, кто мог бы меня слышать.

Этим и ограничился.

 

— Он дал мне тысячу долларов, — сказал я Джиму. — Десять купюр по сотне баксов. И пересчитывать при мне не стал. Видно, заранее отложил их в бумажник. Предвидел, что я соглашусь.

— Надеюсь, ты не утратил хватки полицейского.

— Я переложил их в карман.

Много лет назад в Бруклине Винс Махафи дал мне еще один ценный совет. О том, как надо поступать, если кто-то платит тебе деньги.

— Но выглядишь ты не слишком счастливым для человека с тысячью баксов в кармане, — заметил Джим.

— Да от них почти ничего не осталось. Внес плату за номер за следующий месяц, отправил Аните перевод. Ну и еще положил пару баксов в банк, вот и все, что в кошельке осталось.

— Все? Или ты отложил десятую часть своего улова и сжег эти бабки, чтобы задобрить богов?

— Ну, как тебе сказать, — пробормотал я.

Несколько лет назад я взял в привычку отстегивать десять процентов от любого дохода и относить эти деньги в ящик для пожертвований для первой попавшейся церкви. Джим расценивал это как проявление дурацкой эксцентричности и считал, что, когда я протрезвею окончательно, подобные порывы сойдут на нет. Большая часть моих денег доставалась Католической церкви, наверное, просто потому, что их храмы почти постоянно открыты. По дороге домой я немного задержался. Отдал свою дань ящику для бедных при церкви Святого апостола Павла. А потом зашел и поставил две свечки, одну из них — за Джека Эллери.

— И все равно ты хотя бы на несколько долларов богаче, чем был вчера, — заметил Джим. — Но тем не менее совсем не выглядишь счастливым.

— Я взял деньги, — ответил я. — Теперь должен их отработать.

— Найти того, кто убил твоего друга.

— Выяснить, есть ли в списке имя, которое может заинтересовать Редмонда. Которое я сочту нужным и возможным ему назвать. Полагаю, это примерно то же самое.

— А нельзя сразу исключить тех, кто определенно не мог это совершить, и отдать ему список с оставшимися именами?

— Стиллмен и сам мог это сделать, — покачал я головой. — Идея в том, чтобы не создать проблем для людей заведомо невиновных в убийстве Джека, даже пусть они виновны в чем-то другом.

— Значит, в списке есть нехорошие люди?

— Не знаю, кто они такие, кроме отца Джека. Впрочем, тот умер несколько лет тому назад, — ответил я.

— Что без сомнения — оправдательное доказательство, верно? Так ты, насколько я понял, еще не читал список?

— Слишком устал вчера вечером, а сегодня утром у меня были другие дела. Думаю прочесть его прямо сейчас.

— Что ж, неплохая идея, — заметил мой поручитель.

 

И все равно мне пока не хотелось делать это, и я вернулся в номер, лелея фантазию о том, что конверт из плотной бумаги исчез неведомо куда за время моего отсутствия.

Быстрый переход