Видит Бог, мне нужна
помощь верного друга. Но форму этой услуги я должна избрать сама. Только так
и никак иначе.
- Но каким же образом могу я помочь вам? - нетерпеливо спросил граф.
- Я хочу бежать из этого ужасного города, покинуть Ганновер и никогда
не возвращаться сюда.
- Бежать? Но куда бежать?
- Не все ли равно? Куда-нибудь, лишь бы подальше от этого ненавистного
двора. Куда угодно. Ведь мой отец отказал мне в приюте, на который я так
надеялась. Я бы уже давно бежала, не будь у меня детей. Два моих малыша -
вот ради кого я проявляла такое долготерпение. Но теперь и ему пришел конец.
Увезите меня отсюда, Кенигсмарк, - она опять взяла его за отвороты мундира.
- Если вы действительно хотите мне помочь, то посодействуйте моему побегу.
Он взял ее ладони и прижал их к своей груди. Румянец заиграл на его
щеках. В его глазах, глядевших прямо в ее, полные боли глаза, вспыхнул
огонек вожделения. Страсть быстро охватывает чувствительные романтические
натуры, и ради нее они готовы на самые рискованные приключения.
- Моя принцесса, пока ваш Кенигсмарк жив, вы можете рассчитывать на
него.
Он отнял ее руки от своей груди, но не выпустил их. Граф так низко
склонился к ладоням Софи, что его длинные, густые золотистые локоны
образовали как бы завесу, под прикрытием которой он прижался губами к ее
пальцам. Софи не противилась этому: его безграничная преданность заслуживала
такой скромной награды.
- Еще раз благодарю, - прошептала она. - А сейчас я должна подумать.
Пока я не знаю, где смогу найти надежное убежище.
Эти слова несколько охладили пыл графа. А ведь он был готов умчать ее
прочь на своем скакуне и где-нибудь в далекой стране шпагой завоевать для
нее королевство. Ее рассудительная речь развеяла его мечты: Филипп понял,
что Софи вовсе не обязательно должна избрать именно его своим покровителем.
Так или иначе, но воплощение замысла было отложено на неопределенный
срок.
И граф, и Софи проявили крайнюю неосмотрительность. Они должны были
помнить, что принцессе не подобает вести долгих разговоров, держась за
лацканы мундира собеседника, позволяя ему касаться себя, целовать свои руки.
Да еще против дворцовых окон. У одного из этих окон притаилась ревниво
наблюдавшая за парочкой графиня фон Платтен, не допускавшая и мысли, что
беседа молодых людей носит вполне целомудренный характер. Ведь она люто
враждовала с обоими, не так ли? Разве не злословила принцесса на ее счет,
разве Кенигсмарк не отверг предложенную графиней любовь и не предал всю эту
историю огласке самым беспардонным образом ради того только, чтобы скабрезно
позабавить компанию распутных гуляк?
Тем же вечером графиня разыскала своего любовника, курфюрста.
- Ваш сын уехал в Пруссию, - сказала она. - Кто же заботился о чести
принца в его отсутствие?
- О чести Георга? - повторил курфюрст, вытаращив глаза на графиню. |