– Ну… – дружно вздохнули мы.

– А если так, – продолжил Лялин, – значит, что‑то вам от меня надо.

Мы отчаянно замотали головами, после чего я спросила:

– У тебя есть связи в Москве?

– Ты же знаешь, что есть. И что?

– Надо бы справки навести об одной дамочке.

– Дамочка в морге?

– Ага.

– Понятно, – хмыкнул Лялин. – Излагайте. – Первым делом я рассказала ему о своей встрече со Светланой. Лялин только покачал головой. – Вечно тебе больше всех надо… А ты чего лезешь? – повернулся он к Артему. – Это дело Новикова, пусть ищет убийцу. Горбатого могила исправит, – закончил он, имея в виду наше неумное стремление докопаться до истины.

– Официальный запрос в Москву мы послали, – кашлянув, подал голос Вешняков. – Но сам понимаешь…

– А что там с надписью на паркете? – спросил Олег. Хоть он и любил призывать нас к тому, чтоб не совали нос, куда не просят, но сам по части докопаться до сути был ничуть не лучше.

– Похоже, кто‑то с нами игру затеял. Девушка ничего написать не могла, но убийце понадобилось оставить автограф ее рукой. – Артем выложил на стол фотографию с запечатленными на ней кровавыми каракулями.

– Мы думаем, это инициалы, – влезла я. – Вроде первая буква "н", но, если честно, это ни на что не похоже.

– Может, какой‑то символ? – выдвинул идею Артем. – Или иероглиф.

Лялин разглядывал фотографию и морщил лоб.

– А ничего попроще вам в голову не приходило? – Мы переглянулись и уставились на него. – Вот это, – ткнул он пальцем в первый значок, – может быть цифрой два. Может?

– Ну…

– А это шестерка. Обе цифры написаны небрежно и без отрыва, к тому же окровавленным пальцем на паркете.

– Двадцать шесть, – уставившись на фотографию, сказал Артем. – А вовсе не "п" и не "и", как мы думали, а это одиннадцать. Точно? Что у нас получилось? 2611. Код?

– Или дата, – вздохнула я. – Двадцать шестое число одиннадцатого месяца, то есть двадцать шестое ноября.

– Дата предполагаемого преступления? А сегодня какое? Времени совсем ничего…

– Стоп, – перебил Лялин. – Вы говорите, что девушка не могла оставить эту надпись, ее оставил убийца. Спрашивается, зачем?

– Убийца предупреждает о готовящемся преступлении? – вздохнула я. – Бред.

– Правильно. Но он это сделал, значит, что‑то имел в виду. Убийца рассчитывал на ваши ответные действия. Какие?

Разумеется, ни до чего путного мы в тот раз так и не додумались. Ясно, что надпись оставили неспроста, если, конечно, убийца не был психом, которому в радость пудрить людям мозги. Конечно, это могла быть не дата, а в самом деле код, номер счета, да бог еще знает что это могло быть. Неизменным оставалось следующее: убийца давал нам подсказку, то есть предлагал поиграть. Точно, псих. На психов у меня давняя аллергия, оттого я и не пришла в восторг от открывающихся перспектив.

…Я подъехала к своему дому около семи часов. В гостиной горел свет. Впрочем, это ничего не значило, свет я оставляю включенным для Сашки, так же, как и телевизор. Хотя, может, все‑таки для себя – приятная иллюзия, что кто‑то ждет дома. Сашка в самом деле ждет.

Я загнала машину в гараж, поднялась в холл, удивляясь, что пес не спешит мне навстречу.