- Мнэ. Ну, может, самую чуточку, смеху ради. Я должен был родиться ирокезом, маис в Огайо выращивать. Ведро воды из кухни.

- И чашку - зачерпывать и медленно поливать. А потом над каждым маленький холмик навали.

- А когда писька у меня будет со смуглой кожей, винно-синей, с толстыми венами, как у Марка?

- Когда дорастешь до его лет, судя по всему. Природа сама за такими вещами следит.

- С помощью Марка.

- Ведро наливай примерно наполовину, а то слишком тяжело. Марк тебе завидует.

Говорит, что сам был отсталым, робким и забитым. Не могу себе ясно представить его родителей. Обычные славные люди, насколько могу судить.

- А потом он попался нам. Он до сих пор робкий. Это как бы мило.

- Я знаю. Думаю, он нам не совсем верит. А ты не смог бы, раз уж ты такой практичный, притащить термос с супом, две чашки, пакетики с бутербродами и ложки, чтобы мы устроили fete champetre(63) прямо тут, в саду?

- Клянусь Пуленком(64).       

29     

Уолт вытащил два одеяла - загорать.

- Вон тот трактор, который едва слышно, сказал он, сюда не ближе всех остальных, поэтому можно валяться на солнышке, как датчанам у себя на задних дворах, как новым каледонцам. Из-за забора все видно, не надо даже голову просовывать, как это сделал однажды пацан, тот, что весь в веснушках, когда мы с Марком тут были.

- И увидел прекрасного маленького мальчика и прекрасного большого мальчика, которые либо нежились на солнышке, либо занимались такими вещами, о которых он до сих пор размышляет.

- Я уже не маленький мальчик, разве нет, а Марк весь уже вырос, правда?

- Он большой мальчик.

- А может я свою мышку ласкал, чтобы она себя нелюбимой не чувствовала. Марку нравится быть моим старшим братом, знаешь?

- Дэйзи считает, что он изумителен, судя по тому, что я ей рассказывала. Уолт, милый, раз уж мы тут сельскую оргию устроили, резвимся в Аркадии, мне бы еще кофе и маленький глоточек арманьяка - он в буфете стоит. И подушку. Носи по одному, и бегать душить свою мышку не стоит. Где одеяла расстелить? Здесь?

- Сейчас вернусь, вместе с мышкой, сначала кофе. Сахар один, правильно?

Уолт вернулся, едва ли не на цыпочках, кофе в одной руке, бренди в другой, балансируя подушкой на голове.

- Сэм обзавидуется, когда я ему скажу, что принес тебе сразу три вещи. Официант у "Бальзака" мог бы еще шесть кофе принести и тарелку с ветчиной и сыром.

- Вся эта сладостная тишь на меня влияет, произнесла Пенни. Возраст этого сада несравним с возрастом зданий и улиц в городах. Старая груша вон там знает, что существует, в то время как Эйфелева башня - нет. Какое возбуждение должно быть у нее в цветках, листьях и плодах. Ей нравятся дождь и солнце, она уходит в себя, прочь от мороза и пронизывающих ветров. Их привезли сюда римляне - вместе с яблонями, а римляне получили их от греков. Они происходят из очень древних цивилизаций Персии и может быть даже издалека, из Китая.

- Я себе в тетрадку потом это запишу.

- Ты захватил ее с собой?

- Везде со мною ездит, и Сэм в ней тоже пишет. Сэм слышит то, что я пропускаю мимо ушей. А есть вещи, значения которых не видишь, пока много дней не пройдет.

Я могу ведь настоящим тупицей быть. А ты все с себя снимать разве не собираешься?

- Ну если только ты думаешь, что местные не выломают забор, не упадут и не поранятся. У меня сейчас то, что я зову своей долгой памятью, какие-то прустовские возвраты к опыту, который Спиноза называл третьим видом познания.

Когда я Марку объяснила, он был очарован.

- Спиноза, отозвался Уолт. Кто-то древний.

- Философ, голландский, из еврейской семьи, семнадцатый век. Марк о нем может рассказать больше, чем тебе захочется. Спиноза много писал о том, как мы познаем и чувствуем мир и самих себя.