попробовать. Если только сумеешь оторваться от испанских мыльных опер.

София нахмурилась.

– Не тебе, смотрящему эти глупые спортивные игры, осуждать меня.

– Достаточно, – вмешалась я, сердито посмотрев на Стивена.

Не обращая на меня внимания, он взял в руку телефон:

– Мне нужно сделать парочку звонков, буду на улице. Из-за вашей трескотни ничего не

слышно.

– Помягче с ним сегодня, – попросил нас Тэнк, как только Стивен вышел. – В эти

выходные он разошелся со своей девушкой.

У Софии округлились глаза:

– У него есть девушка?

– Они начали встречаться всего пару недель назад. А в воскресенье смотрели футбольный

матч у него дома, и вдруг она выключила звук и сказала Стивену, что им не стоит больше

видеться, потому что он пока эмоционально к этому не готов.

– А он что?

– Спросил, не могут ли они подождать с разговором до перерыва между периодами. – Под

нашими полными отвращения взглядами Тэнк, защищаясь, добавил: – Мы играли с

«Ковбоями».

Прозвенел дверной звонок.

– О, вот и мама, – пробормотала София.

– Все по местам, – скомандовала я, и то была шутка лишь отчасти.

Поскольку наши сотрудники уже успели столкнуться с Аламедой во время одного из ее

предыдущих приездов, сейчас никто не стал терять времени даром, и все собрали свои

пожитки максимально быстро. Перекинуться даже парой слов с женщиной, у которой

совершенно нет чувства юмора, – то еще удовольствие. Любой разговор с ней был

повторением предыдущего – жалоба на жалобе, замаскированная под еще одну жалобу.

Словно набор ядовитых матрешек.

София встала, одернула край бирюзового топа и неохотно двинулась ко входу

приветствовать мать. Расправила плечи, перед тем как открыть дверь, и оживленно

начала:

– Mamá! Как поездка? Как…

Внезапно замолчав, сестра попятилась, словно очутилась лицом к лицу с поднявшейся в

стойку коброй. Сама того не замечая, я подскочила с дивана и подошла к ней. С лица

Софии пропали все краски, лишь ярко-розовые полосы сигнальными флагами тревоги

пересекали скулы.

Стоящая на пороге Аламеда Кантера выглядела как всегда: холодные глаза и горько

поджатые губы обманутого жизнью человека. Привлекательная женщина невысокого

роста, с подтянутой фигурой, она была одета в ярко-розовую блузку, пиджак и широкие

джинсы. Пышные черные как смоль волосы убраны назад и туго стянуты в узел на затылке

– не самый подходящий вариант для человека с резкими чертами, которые хорошо бы

вместо этого смягчить. Но в молодости, до того, как ее озлобил Эли, Аламеда, должно

быть, была прекрасна.

А еще она привела с собой молодого человека двадцати с чем-то лет в отглаженных

брюках цвета хаки и накрахмаленной рубашке. Черноволосый, коренастый, мускулистый,

он был по-мужски красив. Но самодовольным, снисходительным выражением на лице не

понравился мне сразу же.

– Эйвери, – сказала София. – Это Луис Оризага.

«Ах ты, черт!», – подумала я.

Даже зная Аламеду, я не могла поверить, что она вот так взяла и привела с собой бывшего

парня дочери. Гостя незваного и очень нежеланного. И хотя Луис никогда Софию не бил, он стремился подавить сестру всеми возможными способами, решительно гася каждую

искру ее независимости.

Очевидно, ему никогда не приходило в голову, что София может быть несчастна в их

отношениях. То, что она разорвала помолвку и уехала в Хьюстон начинать вместе со мной

новое дело, стало для него большим ударом.