С каким бы
презрением отнеслись вы к этому софизму, если бы его употребил я, желая
убедить вас.
- Мы отклоняемся, Люциан, в область совершенно отвлеченных рассуждений.
Это, однако, моя вина. Я начала с объяснений и чисто по-женски перешла к
восхвалению своего возлюбленного. Не думайте, что я стараюсь представить
свой выбор как-нибудь иначе, чем выбор меньшего из двух зол. Я твердо
убеждена, что культурное общество сделало бы из Кэшеля что-нибудь лучшее,
но у него - бедняги, не было никакого выбора. Я как-то раз назвала его
дикарем и не беру назад этого слова; но я думаю, что вы простите его дикие
наклонности, как прощаются солдату совершаемые им убийства и как
извиняются адвокату его лживые увертки. Когда вы будете осуждать всех этих
людей - и я от всего сердца желала бы, чтобы это случилось как можно
скорее, осуждайте тогда и его, но не раньше. А кроме того, мой дорогой
Люциан, с его профессией уже все покончено: он не намеревается продолжать
свое ремесло. Что касается того, подходим ли мы друг другу, то я должна
сказать вам, что верю в учение о наследственности. Так как мое тело слабо,
мозг же весьма деятелен, я считаю полезным влечение к человеку, сильному
телом, которого не тревожат никакие мысли. Вы должны понять, так как это
одно из простейших утверждений в учении о наследственности.
- Я знаю только то, что вы хотите во что бы то ни стало привести в
исполнение принятое решение, - безнадежно произнес Люциан.
- И вы отнесетесь к нему сочувственно, не правда ли?
- Сочувственно или нет - для вас это решительно все равно. Я могу
только принять его, как свершившийся факт.
- Вовсе нет. Вы можете отнестись к моему поступку несочувственно -
обращаясь с Кэшелем холодно, и сочувственно - относясь к нему по-дружески.
- Я должен рассказать вам кое-что, - произнес он. - Ведь я виделся с
ним после... после того, как...
Лидия кивнула ему головой.
- Я неправильно истолковал его намерение, когда он явился в мой
кабинет. Он почти ворвался ко мне. Между нами произошла небольшая ссора. В
конце концов, он стал насмехаться надо мной и предложил мне - очень
характерно для него, не правда ли, - двадцать фунтов стерлингов, если я
осмелюсь ударить его. И мне очень неприятно признаться, что я сделал это.
- Вы сделали это! - воскликнула Лидия, вся побледнев. - Что же
произошло потом?
- Мне следовало бы сказать, что я только пытался ударить его, так как
он уклонился от удара, а, может быть, и я промахнулся. Он отдал мне деньги
и ушел, очевидно, составив обо мне сравнительно высокое мнение. Но должен
сказать, что я остался очень невысокого мнения о самом себе.
- Как! Он не стал мстить? - воскликнула Лидия, и краска снова появилась
на ее лице. - О, он нанес вам поражение вашим же собственным оружием,
Люциан. В глубине своей души вы такой же кулачный боец, как и он, и вы
завидуете его превосходству в том искусстве, увлечение которым ставите ему
в вину. |