— Ну как репортаж? Продвигается?

— Хорошо, — ответила девушка помоложе. — Вчера вечером здесь была интересная группа с Уэст-Энда, они ищут таланты. И я собираюсь взять интервью у Мэри Джексон, их руководителя.

— Короче говоря, она хочет, чтобы ей выделили место в следующем номере, — ухмыльнулась подруга.

Первая толкнула ее локтем.

— Ну что же, посмотрим, когда получим материал, — сказала Топаз, ощущая себя очень взрослой. Ей не хотелось портить кому-то настроение. Она собиралась встретиться с Питером и не могла дождаться момента. Жизнь так хороша.

Девушки помахали ей рукой и ушли.

Топаз откинула с лица рыжие кудри. Некоторым американцам здесь очень тяжело учиться. Не понимая английского юмора, они уезжали из Оксфорда в полном убеждении, что местные терпеть не могут иностранцев, особенно американцев.

Топаз думала иначе.

«А может, просто Ровена заставила меня увидеть все другими глазами? — подумала она. — Или Питер».

Кожа все еще хранила память о его утренних ласках. Особенно там, где он слизывал шампанское.

— Поздравление с завершением второй статьи для национальной газеты.

Эта статья тоже получилась. И она отправит ее сразу, как только выйдет первая, значит, после выборов. Ровена уже будет радостная, взволнованная, перестанет нервничать, выйдет из стресса, а то в последнее время она какая-то странная, отчужденная.

Топаз задержалась на секунду на Ориел-сквер, что у заднего входа в колледж Питера, она думала о статье, о любовнике, о подруге — все крутилось в голове одновременно. Мягкое солнечное тепло припекало затылок, ей казалось, она купается в ванне, наполненной чистым счастьем.

Ровена снова ощутила ком в груди. Она не могла ни дышать, ни плакать.

— Нам надо остановиться, — сказала она тихо. — Я не должна была на это идти.

Питер предложил ей сигарету, но она покачала головой.

— Но ты же пошла, — сказал он.

Он ощущал свою власть над ней. Каждый раз заставлял ее преодолевать колебания, заглушать голос совести, все отбросить. Это льстило его тщеславию: он занимается любовью с обеими — с Топаз Росси и Ровеной Гордон — в один день.

Он никогда не говорил об этом с Ровеной, но она знала. Конечно, знала, что он встречается с ее лучшей подругой. А это очень важно.

— Я обещал тебе закончить с Топаз, но постепенно, — продолжал Питер. — Я думал, мы договорились.

Ровена молчала, уставившись в стену. Стыд, боль и неукротимое желание смешались внутри.

— В чем дело? Выборы? — строго спросил Питер. — Ты знаешь мое мнение по этому поводу. Я обязан сдержать слово. И происходящее между нами не имеет никакого отношения к политике.

Ровена покачала головой.

Они оба понимали, что их секс так хорош особенно из-за того, что они противники. Это добавляло остроты.

— А как насчет твоего слова Топаз?

— Ты сама вчера говорила — в последний раз, — жестоко бросил он ей.

Ровена покраснела. Да, правда, она снова сдалась, отчасти потому, что ее тянуло к нему, отчасти оттого, что он сам не хотел оставить ее. Он забирался к ней по наружной трубе, влезал в окно, присылал красные розы и марочное шампанское. Он усаживался рядом с ней за едой. Поджидал возле швейцарской, когда она приходила за утренней почтой, был настойчив и одновременно романтичен, как лорд Байрон. С большим облегчением она сдавалась ему и позволяла делать то, чего жаждала сама.

«Мы учимся в одном колледже, — думала Ровена.