-  Нашлось немало купцов желавших вместе с ним совершить это плавание и посмотреть на неизвестные земли, - продолжил Урбал. - На его зов откликнулось почти тридцать тысяч человек. Они принесли жертву Баал-Хамону, погрузились на шестьдесят квинкерем и отправились в дальний путь.

    -  И что с ними случилось? - спросил один из солдат.

    -  Оставив Мелькартовы столбы позади, они повернули на юг и долго плыли вдоль побережья, исследуя новые земли, - ответил Урбал. - Эти места так поражали путешественников своим великолепием, что многие сходили на берег, чтобы основать там новое поселение.

    -  А что, - уточнил Федор, - африканские аборигены, то есть местные жители, всегда встречали их мирно? Хлеб-соль, баня, блины с икрой и все такое?

    -  Я тебя не совсем понял, - поразмыслив немного над словами странного сослуживца, заявил Урбал. - Ведь они пришли торговать, а этот язык понимают все.

    -  И никто не выступал против поселенцев? - не унимался Федор.

    -  Карфагеняне умеют договариваться, - улыбнулся Урбал, но справедливости ради добавил. - Конечно, не все местные жители оказались мирными. Иногда происходили стычки. Но ведь финикийцы приплыли на квинкеремах, а эти корабли умеют не только волны рассекать, ты же сам знаешь.

    -  Знаю, - согласился Федор, вспомнив о метательных машинах, установленных на палубе. - Если надо они в состоянии утихомирить любого нерадушного аборигена. Торговля - дело тонкое.

    -  Ганнон Мореплаватель провел в этом путешествии несколько лет, - продолжал Урбал, - и доплыл до большого залива с огромным островом в самом сердце жаркого континента.

    Федор не удержался, попросив Урбала нарисовать ему примерную карту этого пути. Урбал не заставил себя долго ждать - он являлся большим знатоком карт. Вынув кинжал из ножен, новобранец начертил на сухой земле между камнями довольно точные контуры Африки, поставив крестик где-то в районе знакомого Федору из прошлой жизни Камеруна. Получалось, что купцы действительно обогнули половину черного континента, основав там массу городов и населив их финикийцами.

    -  Нормально сплавали, - подтвердил Федор, отрываясь от рисунка на земле.

    Урбал справедливо считал, что память о таких великих людях, как Ганнон Мореплаватель, переживет века. Федор не спорил, ему даже кое-что припомнилось из прочитанных в прошлой жизни стихов Гумилева, поминавшего добрым словом одного из финикийских мореплавателей. Возможно, того самого.

    -  Это ты о каком Ганноне рассказываешь? - вмешался в разговор Федора и Урбала сидевший рядом здоровяк, который, воспользовавшись минуткой отдыха, чистил свои кинжалы и краем уха слушал рассказ. Кинжалов было целых три, и этот морпех, казалось, с ними никогда не расставался.

    -  Это не он сначала всыпал мавританцам, а потом решил сэкономить на жаловании наемников и недоплатил им? - поинтересовался здоровяк. - Наемники - народ горячий. Это ты сам знаешь. Им, попробуй, недоплати. Не долго думая, взялись за оружие, пожгли полстраны и даже осадили Карфаген.

    Высказавшись, здоровяк, наконец, оторвался от чистки кинжалов и посмотрел прямо в глаза Урбалу, добавив для солидности:

    -  Хоть это и случилось двадцать лет назад, у нас в Утике об этом еще помнят.

    -  Нет, - отрицательно мотнул головой Урбал. - Тот Ганнон, что был великим мореплавателем, давно умер. А этот, - Урбал осмотрелся по сторонам и произнес, понизив голос, - осел, да накажет его Баал-Хамон, еще жив.