Наступило воскресенье. Я проводил время в Лонг-Бич, следя за ходом работы, но согласился сделать перерыв, чтобы поехать с миссис Корнелиус на студию. Она все еще не получила результатов кинопроб. Хевер сказал, что иногда на это уходит неделя или две. Сейчас на студии было особенно много работы. Миссис Корнелиус, однако, считала, что «Ласки» не предложит ей контракт. Хевер уже договорился о пробах на «Эм Джи Эм». Там, по его уверениям, она точно всех поразит. Я подозреваю, что Хевер предложил сначала попытать удачи в студии «Ласки» потому, что не хотел, чтобы его друг Голдфиш подумал, будто миллионер просто пытался подыскать работу для какой-то «штучки». Хевер очень нервно реагировал на подобные предположения и выходил из себя, если таланты миссис Корнелиус подвергались сомнению. Он ведь не просто вкладывал в нее деньги. Мы смотрели «Орфея в бурю». Во время сеанса моя тоска по Эсме стала просто невыносимой.

Двадцать пятого июля 1924 года мы выкатили ЭОП‑1 из ангара. С виду казалось, что машина пострадала в аварии, потому что краска на ней была содрана, а корпус помят. Под капотом, однако, скрывался мой мощный экспериментальный двигатель. Газовые баллоны заняли место прежнего топливного бака и багажника, появились и дополнительные датчики. На них не было обозначений, но мы знали, что они измеряли давление и подачу газа, а система переключателей координировала работу цилиндров и клапанов. Миссис Корнелиус привела с собой Хевера. Она казалась опечаленной – как будто ожидала, что мы все взорвемся. Я заверил ее, что ЭОП безопаснее обычного автомобиля и намного эффективнее. Она села на краешек заднего сиденья, осмотрелась по сторонам и просвистела несколько тактов любимой мелодии. Я надеялся, что миссис Корнелиус не забудет о моих предупреждениях и не станет курить. Хевер следовал за мной по пятам и кивал, когда я рассказывал о средствах управления и новых устройствах. Вилли Росс, молодой мастер, небрежно прислонился спиной к капоту, беседуя с другим механиком и наслаждаясь ранним утренним солнцем. Туман поднимался над спокойными водами в заливе Лонг-Бич. Гудели корабельные сирены. Чайки с важным видом прогуливались по бетонному молу, как проститутки на Пигаль, – они словно бы с восхищением смотрели на нас. То и дело мы слышали, как открываются двери, электродвигатели начинали шуметь, когда наши друзья, оптимисты, принимались за работу, воплощая в жизнь свои надежды: то были мотоциклы, гидропланы, корабли, бытовая техника. Казалось, что вся Америка, или, по крайней мере, ее западная часть, трудилась во имя спасения человечества.

Хевер с любопытством следил за мной, глаза миссис Корнелиус светились от возбуждения. Я включил автоматическое зажигание. Я подождал, пока мигнет красная лампочка, а потом запустил двигатель. Как чудесно было слышать этот шум – машина содрогнулась, потом зарычала, как дикий зверь. Я отпустил тормоза и выжал сцепление. Вилли и наши механики начали аплодировать. Радостно взмахнув рукой, я набрал скорость – автомобиль повиновался всем моим командам; на миг я даже позабыл о других водителях. Я едва избежал столкновения с грузовиком и «паккардом», потом восстановил контроль над машиной и двинулся на север. Мы понеслись по шоссе Рузвельта, слева простирался бескрайний Тихий океан. Постоянно растущий Большой Лос-Анджелес находился справа. Белые башни возвышались среди густой растительности, красивые дома стояли в стороне от дороги посреди ровных лужаек, отели и многоквартирные дома блестели в мягком утреннем свете. Мне не хватало только Эсме, которая могла бы разделить мой триумф и мое счастье. Этот новый опыт почти мгновенно изменил меня. Тяжелые волны Тихого океана, синие и белые, разбивались о чудесные песчаные пляжи. В небе лениво кружился маленький биплан, двигавшийся вниз, к Бербанку, стая морских птиц поднялась над Палос Вердес.