Для человека в таком состоянии он слишком отчетливо произносил каждое слово, и это вселяло в Джоселин суеверный страх.

— Майкл, я сейчас тебе все объясню…

Майкл Александер расхохотался. От его громкого хохота стоявшая на лестнице Верити, испугавшись, заплакала. Злобный, маниакальный смех Майкла действовал на нервы и Джоселин. Она не отрываясь глядела на мужа. Ее все больше охватывал холодный, вязкий ужас.

— Майкл… прошу тебя… Майкл. Я…

Джоселин осеклась, увидев, как он поднял с пола большой кусок стекла от разбитой вазы. Продолговатый, похожий на острие копья осколок сразу поранил ему руку. Но он, казалось, вовсе не заметил побежавшего по руке ручейка крови, пачкавшей манжет его белой рубашки. Джоселин, словно завороженная, уставилась на этот опасный кусок стекла.

Майкл переводил взгляд с осколка на нее, часто, зловеще моргая.

— Сейчас я тебя убью. Я знаю, что напился, иначе у меня не хватило бы смелости, — тихо сказал он. — Я намерен воспользоваться преимуществом, которое дает мне состояние сильного опьянения. — Лицо его исказила хладнокровная, отвратительная улыбка. Он начал приближаться к Джоселин. Она стояла как вкопанная, наблюдая за действиями мужа. Он шел медленно, спотыкаясь и покачиваясь, но по выражению его лица можно было понять, что он осуществит свою угрозу.

Джоселин теперь ясно сознавала, что от смерти ее отделяют только несколько мгновений. Но инстинкт самосохранения неожиданно преодолел парализовавший ее страх, и она целиком овладела собой. Ее разум, минуту назад подавленный сильнейшим шоком, вновь обрел остроту и решимость. Ей нужно оружие. В секретере за ее спиной Майкл хранил немецкий пистолет "люгер" — воспоминание о войне. Он не был зарегистрирован в полиции, больше того — был постоянно заряжен с тех пор, как их друзья и ближайшие соседи Пайксы подверглись ограблению со взломом. Она шарила рукой у себя за спиной, пытаясь нащупать ручку ящика, не спуская настороженных глаз с мужа. Майкл приближался, подняв руку, чтобы нанести ей удар. Свет люстры над головой отражался в дорогом стекле, и оно поблескивало, словно нечто живое, злобное, угрожающее ее жизни. Джоселин почти физически чувствовала, как этот осколок, разодрав кожу, проникает в ее тело, рвет на части внутренние органы.

Нащупав ручку ящика, она открыла его и наткнулась на холодный, слегка смазанный металл. В это мгновение Майкла качнуло вперед, глаза его дико расширились, разинутый рот стал похож на большую зияющую дыру, лицо исказилось в ужасной гримасе. Он пронзительно взвизгнул — такого душераздирающего крика она никогда прежде не слыхала. Словно сама смерть оповещала ее о своем приходе, и этот вопль, казалось, заполнил весь дом.

Когда его качнуло вперед и он сделал пару шагов, то маленькая девочка на лестничной площадке потеряла его из виду. Она крепко зажала руками уши, чтобы не слышать ужасного вопля дяди Майка. Она затаила дыхание, которое вырвалось наружу, когда прогремел выстрел. Верити сделала несколько шагов, и дядя Майк вновь оказался в поле ее зрения. Покачиваясь, он держался руками за живот, а рубашка его покраснела от крови.

Майкл повалился на пол. Он не сводил глаз с Джоселин, а она шла к нему, твердо ступая, с искаженным от полученного шока лицом. Пистолет она держала в опущенной руке. Секунду-другую Майкл в упор смотрел на нее, и вдруг его затуманенные хмелем глаза прояснились и в них отразилась мука. Джоселин, выронив пистолет, в ужасе поднесла ладонь ко рту.

— Джоселин, — только успел вымолвить он, после чего закинул голову, глаза его закрылись, а вздымающаяся грудь замерла.

Верити, у которой ноги подкосились, нашла в себе силы подняться и вернулась в детскую. Она пролежала до утра без сна, намотав себе на голову одеяло, пока за ней не приехала мать.