Кроме своеобразного чувства юмора у Шефа есть еще неприятная привычка во время любого, даже очень серьезного разговора, постоянно крутить в руках небольшой кусочек тонкой медной проволоки. И в зависимости от содержания разговора проволочка может принимать самые причудливые формы: от правильных геометрических фигур, до людей и животных — узнаваемых и не очень. Мой коллега Берх говорит, что по форме проволочных фигурок он может определить настроение шефа, а, подчас, и прочитать его мысли. По части настроения я еще готов ему поверить, но вот мысли — нет уж, увольте, не верю.

Сегодня Шеф мастерил проволочного человечка. Человечек долго не давался — то руки оказывались разной длины, то для правой ноги не хватало проволоки. Проволочник (так я назвал человечка) оказался очень капризен — он упорно отказывался сидеть или стоять. Только лежать он мог без посторонней помощи. Манипуляции с Проволочником оказали на меня гипнотическое действие: когда Шеф для равновесия вывернул ему руки, я почувствовал болезненный укол в плечевом суставе и невольно дернулся так, как иногда случается с людьми, задремавшими в неудобной позе.

— Ты что, спишь что ли? — рявкнул Шеф — должно быть краем глаза следил за мной. Неужели я действительно задремал? Последние полчаса Шеф просматривал материалы по делу, которое я только позавчера закончил. Одновременно он мастерил Проволочника. Материалы в комментариях не нуждались, и занять себя в эти полчаса мне было нечем. Кресло, в котором я сидел, большое, старомодное, с обивкой из кусков коричневого вельвета и замши, обладало странным свойством казаться теплым, едва садишься, — будто бы кто-то только что из него встал. Оно было чертовски удобным, а я за последние двое суток спал от силы часа три, так что не мудрено и уснуть.

— Нет, просто задумался, — ответил я поспешно.

— Что ты знаешь об Институте Антропоморфологии? — спросил Шеф ни с того ни с сего. В моем отчете об Институт Антропоморфологии не было ни полслова.

Ага, думаю, стало быть, не зря он скрутил из проволоки именно человечка! Неужели, опять контрабанда биороботов. Я принялся судорожно размышлять над тем насколько для меня чревато проявить полную неосведомленность относительно института — с Шефа станется передумать и отдать новое дело кому-нибудь другому.

— Они работают над чем-то связанным с биоконгруэнтностью, вот только не помню точно над чем, — ляпнул я.

Слово «биоконгруэнтность» возникло само собою откуда-то из запасников памяти — оттуда, где хранится многочисленные и по большей части бесполезные обрывки информации, почерпнутой из всевозможных научно-популярных изданий. Звучало оно длинно и убедительно. Более того, я был абсолютно уверен в том, что биоконгруэнтность не имеет ни малейшего отношения к вышеназванному институту, как и в том, что Шефу это слово абсолютно неизвестно.

— Ну да, что-то вроде этого, — пробормотал шеф и подозрительно посмотрел на меня. — Стало быть, мне не нужно рассказывать тебе, чем этот институт занимается?

— Я посмотрю наше досье, если понадобится, — не желая утруждать Шефа, бодро ответил я.

— Вот-вот, посмотри. Яна подготовила для тебя кое-какие материалы. Суть дела в следующем. Две недели тому назад — ты был тогда на задании — к нам за помощью обратилась компания «Фаон-Информканал». В их ведении находятся информационные сети, системы связи и накопители, включая большой Накопитель Фаона. Точнее, они сперва обратились в Отдел Информационной Безопасности. Проблема, с которой столкнулась компания, выглядела вполне банальной. Кто-то уничтожил часть информации с наших накопителей. Удалось выяснить, что информацию уничтожил нейровирус, и что заслан он извне, то есть через Канал. На хулиганство это непохоже — информация уничтожалась выборочно.