Во мраке ночи он вслушивался в мелодию самбы. Барабанный бой доносился не с улицы. Он лился из многочисленных телевизоров как в отеле, так и в соседних домах. То и дело голос комментатора врывался в барабанный бой и пение. Парад школ самбы Рио-де-Жанейро продолжался.
Он не мог спать. Иногда сознание покидало его, но затем возвращалось.
Он не шевелился. Ни единая часть его тела не желала двинуться. Хотя бы по одному удару пришлось на каждую его мышцу. Горела кожа. Болели ноги, плечи, спина, живот, не говоря уже о голове. Казалось, ему отбили все внутренности.
Лаура должна прийти. Утром. А может, через час после окончания парада, в два или три пополудни. Откуда ей знать, находясь в ложе Теу, что его чуть не убили? Она лишь видела, что он ушел на прогулку с чечеточниками. Она не могла не прийти.
Утренний свет пробился сквозь тяжелые портьеры. Затем в них ударили прямые лучи солнца. Судя по телетрансляции, парад продолжался. В комнате становилось все жарче.
Лежа, он попытался пошевелить рукой. Потом — второй. Ногой. Он ухватил пальцами левую ногу, чтобы заставить ее сдвинуться с места. Потом покатал голову по подушке влево-вправо.
К нему вернулась способность соображать. Без сознания он пробыл не так уж долго.
К полудню он уже не мог просто лежать.
Медленно докатился до края кровати. Тяжело сел. Полутемная комната кружилась у него перед глазами не меньше минуты. Встал. Шагнул. Болело все, что могло болеть.
Облегчившись, он включил в ванной свет, взглянул в зеркало. И пожалел, что ему не свернули голову. Заплывшие глаза, синяки на скулах и на челюстях. Воспаленное ухо. Запекшаяся кровь в волосах. Принимать душ нельзя — отлепится пластырь. Отступив назад, он увидел синие пятна на предплечьях, груди. Живот стал лиловым.
Зубы он чистил очень осторожно, выплевывая в раковину кровь.
Потом вернулся в комнату и лег на кровать.
Вот придет Лаура, думал он, и они немного поедят. Он расскажет ей, что с ним произошло. Будет ли она слушать? О том, что с ним произошло? Заинтересует ли ее его рассказ, или она невосприимчива к жизненным реалиям? Ему вспомнилось ее непроницаемое лицо, когда он уходил с чечеточниками. Как истолковала она то обстоятельство, что десятилетний мальчик на деревянной ноге сопровождал их от отеля до выхода из подземки?
Тонинью позвонил до того, как вернулась Лаура.
— Тебе должно стать лучше, — уверенно заявил он. — У тебя было почти двенадцать часов на медитацию.
— Мне нужно двенадцать лет.
— Кто пытался тебя убить?
— Я как раз думаю об этом.
— Ах, Карнавал, — воскликнул Тонинью.
— Он был в маске козла. Я думаю, мужчина лет шестидесяти. Он пытался забить меня до смерти ногами.
— Он, должно быть, стал настоящим козлом. На Карнавале такое случается.
— Козлов не учат кик-дансу, — возразил Флетч. Он хотел переложить трубку к другому уху, но вовремя вспомнил, что оно стало помидором.
— Только что сообщили, что нашли Норивала.
— Отлично! Целым и невредимым?
— Его вынесло на берег в сотне километров к югу от того места, где мы его искали.
— Я всегда думал, что он далеко пойдет.
— Вероятно, течением его отнесло на юг, а уж потом выбросило на берег. Сегодня утром. Его нашел какой-то любитель бега трусцой. Тело уже везут в Рио.
— Прекрасно. Все ваши тревоги позади.
— Судя по поступившим сведениям, он утонул. Его яхта напоролась на рифы, и он утонул.
— Это хорошо. Значит, Норивал умер в море. Его мать будет рада. А адмирал Пасаринью просто счастлив.
— Так что мы ждем тебя в похоронном бюро через полчаса. |