|
11. Предательство
Истоки циркового искусства теряются во мгле веков, поэтому нет ничего удивительного в том, что в цирковой среде устные обычаи имеют большую силу, чем законы, кодексы и иные писаные правила. Однако нельзя не отметить, что паутинные танцоры выделяются на общем фоне: у этих отважных людей, танцующих над бездной, имеются свои, особенные традиции и обыкновения. Так, в частности, они верят в то, что «паутина держит только тех, кто без греха». По этой причине паутинных танцоров связывают необыкновенно плотные узы дружбы и любви, впечатляющее родство душ, которое позволяет каждому отдельно взятому танцору доверять остальным, как самому себе.
Т. Баррум, «Моя жизнь в цирке: 55 лет на арене». 10-е издание. Издатель: Печатный дом ОЦК год 2480 после с.и.п.
Знак лабиринта Рейне увидел случайно – рисунок мелом на стене почти смыло дождём, и человек, не имеющий понятия о том, что означала перечёркнутая двумя волнистыми линиями спираль, его ни за что бы не заметил. Уходить в подземелье во второй раз за два дня не было нужды – он полностью утолил жажду, - но его всё-таки тянуло туда, как тянет домой после долгого путешествия в чужих краях. Рейне свернул в переулок, прошел вдоль стены, заросшей плющом, и там, где заросли были гуще, нашел едва заметную дверь – обшарпанную, с ржавым замком. Чтобы войти, ему пришлось согнуться чуть ли не пополам. За дверью был погружённый во мрак короткий коридор, заканчивавшийся лестницей, круто уходящей вниз. Через три пролёта кирпичные стены исчезли, уступив место дикому камню – начался Лабиринт Тарры. Паутинный танцор шел, больше полагаясь на чутьё, чем на зрение или слух. Лестница то и дело поворачивала, ступени скрипели под ногами, а над головой что-то шуршало, шипело, пищало. Наконец, снизу стали доноситься другие звуки – стук, треск, голоса, гудение машин… даже смех и еле слышная песня. Рейне показалось, что он узнаёт мотив. Пахнуло едой, и он вдруг понял, что проголодался. Очередная ступенька оказалась мягкой, словно живой, и танцор торопливо отпрыгнул назад. Шебаршащиеся на потолке туннеля создания захихикали. Кто-то очень большой вздохнул – шумно, печально. Рейне несколько раз моргнул – без толку, окружавший его мрак остался непроницаемым – и, приложив правую руку к груди, поклонился темноте. - Доброй ночи, - сказал он с искренней учтивостью. – Я вас не вижу, но вы видите меня. Позвольте пройти? Мне нужно туда… в Лабиринт… - Ты уже в лабиринте, - ответила темнота густым басом, от которого по коже танцора пробежали мурашки. – И, по-моему, ты заблудился. - Нет, что вы! Хотя я действительно попал сюда впервые, заблудиться я не могу, даже если очень захочу. Темнота недоверчиво фыркнула и заворочалась. Рейне почувствовал лёгкое прикосновение – что-то погладило его по лбу, что-то непохожее на руку, лапу, щупальце или иную известную ему конечность. Он предпочёл не думать о том, что это было. - А-а… - в голосе невидимого хаотида появились нотки горечи. – Ты маринэ. Рейне решил, что умнее всего будет промолчать. - Я тебя пропущу, - сказал невидимка после долгой и неприятной паузы, - но сначала ты расскажешь мне, что видел там. Наверху. В городе. - Ну, я могу долго рассказывать, - Рейне нахмурился. – Что именно тебя интересует? - Всё. - Но… - Рассказывай. Танцор сокрушено вздохнул и присел на ступеньку. Вокруг него по-прежнему было темно. Здесь, в Лабиринте Тарры, нужно было соблюдать осторожность, потому что хаотидов под землёй пряталось гораздо больше, чем ныряльщиков, и иногда эти самые ныряльщики исчезали, словно их и не было. Но загадочное существо пока что было настроено дружелюбно, по меркам Лабиринта. |
