Солоницын скорее рассердился, чем испугался.

— Рассердясь на блох — да и шубу в печь! — бросил он. — Нешто по уму это? Я ведь показывал тебе, где он, супостат бесовский!

Болдырев ехидно заметил:

— У тебя другого выхода не было. Ты мне лучше скажи, откуда у него эти карты?

Солоницын изобразил полнейшее недоумение:

— Да не знаю я! Что он — мне отчитывался?

Болдырев мерно похлопывал ладонью по схемам:

— Подумай, подумай, Никодим Парменыч... Гляди, учтут в трибунале чистосердечное твое.

— Обещаешь? — с надеждой спросил Солоницын.

Болдырев хитро улыбнулся:

— Словечко могу замолвить... Если перед народом заслужишь, конечно...

— Заслужу, богом клянусь, заслужу! — Солоницын снова перекрестился на иконы в углу залы. Помолчал, потом сокрушенно заметил: — Говорят люди, приметы не сбываются... Мне нынче приснилось, что церковь святого Иоанна упала. Примета?... Вот и не верь теперича...

— Ты мне приметами своими голову не морочь. Лучше расскажи, кто из наших ему эти карты приносил.

— Да я не знаю... — нерешительно начал Солоницын, — из наших, из чужих ли... Я ведь его толком и не видел.

Болдырев оживился:

— Ну— ну— ну... Это как тебя следует понимать — «толком не видел»?

Солоницын сказал искренне:

— Петр Сигизмундович отсылали меня... как тому прийти... Нечего, скажет, бывало, тебе тута маячить.

— Ну?...

У глазных щелочек купца зал учились хитрые морщинки:

— Конечное дело, я разок— другой в щелку— то заглянул: дом, что там ни говори, все ж таки мой, нет? Должон я знать, о чем они шепчутся?

— И о чем же они шептались?

— Ну, про политику больше... Про караван ваш разговоры были... — выдавил из себя Солоницын. — Что за границей делается: «сообчают, мол, то... сообчают это...»

— А что именно сообщают из— за границы? — настойчиво переспросил Болдырев.

— Да я ж говорю — все про политику больше.

— А про нас конкретно? Про хлебную экспедицию, про караван морским путем?

Солоницын морщил лоб, как бы вспоминая, потом махнув рукой, решился.

— Про караван сообчили, мол, что англичане пришлют крейсер какой— то... — сказал он мрачно.

— Куда? Зачем?

— Караван ваш перехватить... В море, конечно... Он им всем... — Солоницын рубанул рукой по шее, — ну, ровно кость в горле застряла!

Болдырев показал купцу маршрутную схему каравана:

— Где? В каком месте? Ну!..

Солоницын горячо прижал руки к груди:

— То я не знаю, Андрей Васильевич. Ей— богу, не знаю!.. Он толковал все — «рандеву— рандеву, кардинаты— кардинаты», а где они, кардинаты да рандеву эти самые, — неведомо мне; я ране и не слыхивал про них...

Болдырев в задумчивости долго расхаживал по комнате, потом спросил:

— Какой он из себя?

Солоницын наморщил лоб:

— Не скажу, что разглядел его толком... Длинный, конечно, прямой, будто жердина... Сам из себя худой... Куртка на нем кожаная, вроде — черная...

— А лицо?

— Плохо видать было, Андрей Васильевич! Ей— богу — ведь все ж таки глядел— то через щелку — а свету еле— еле... Длинное тоже лицо... Белое... А так — ни усов, ни бороды.

В горницу ввалились потные, запыхавшиеся чекисты.

— Ушел, товарищ начальник, — виновато доложил Черемных.