Прямо как стареющий император с византийской мозаики. Когда он скрылся за дверью хозяйского кабинета, мы с Пулией посмотрели друг на друга со значением и вернулись к своему занятию. Вообще-то, это ее работа – разбирать белье, но я все равно слонялась без дела. К тому же я люблю запах кладовки, там пахнет сушеной петрушкой, цедрой и почему-то камфарой.
Я подошла к шкафу с бельем и заглянула внутрь: туго скрученные полотенца голубели там на дне, словно спины неведомых рыб. Свежих осталось совсем немного, на завтра не хватит – весь день будет идти дождь, а значит, озябшие старички соберутся в хамаме и потребуют внимания.
Кого я ищу в этой богадельне? – думала я, расправляя простыни со следами лечебной грязи. Мужчину с сильными руками, способного стрелять и душить одинаково хорошо. Человека, который скрывает свое прошлое и не хочет быть узнанным. Того, кто хорошо знает деревню и земли «Бриатико». Может, я ищу сына покойной хозяйки? Сколько лет этому человеку? И не его ли battesimo на снимке, присланном мне братом? Тогда это выглядит довольно странно: крестят наследника Диакопи, а народу всего ничего. У нас в деревне на крестинах в церкви не протолкнуться.
Если речь идет о наследнике, то вычислить его возраст довольно просто. На хозяйкиной могильной плите из розового гранита вырезаны цифры: 1932–2001. Породистая лошадка Стефания не могла родить раньше, чем ей исполнилось восемнадцать, значит, мы можем начать года с пятидесятого и закончить семьдесят седьмым. Отсюда следует, что человеку, которого я ищу, может быть самое большее пятьдесят восемь. И самое меньшее тридцать. Таких в отеле раз два и обчелся. Доктор? Нет, его отец и мать живут в Альгеро. Администратор? Тосканец. Вечером надо будет сесть и составить список подходящих людей.
– О чем ты задумалась? – Пулия шлепнула меня по спине.
Корзина с мокрыми простынями была набита доверху, мы подняли ее и поставили на тележку. Эту тележку для белья соорудил нам помощник повара, в прошлой жизни она была инвалидной коляской одного постояльца с третьего этажа. Мы выкатили тележку в коридор и уже собрались уходить, когда в кабинете хозяина раздался смех, громкий, жестяной, как будто в корабельную рынду бьют. Смеялась Бранка, ее ни с кем не спутаешь.
– Ты слышала? – Пулия округлила глаза. – Вот незадача. Пошли скорей отсюда.
– Почему? – Я невольно перешла на шепот.
– Лучше всего не знать таких вещей о вдове. Особенно когда траур еще не прошел.
Ветер внезапно усилился, в кабинете хлопнула створка окна, и за стеной снова засмеялись. Когда отель перестраивали, повсюду снесли добротные стены, а взамен понаставили гипсовых, так что слова Бранки я слышала отчетливо:
– Хорошо, что я не успела ему ответить, век бы не отмылась. Мало меня в феврале изводили! Я это письмо поначалу хотела в полицию снести. А потом решила заплатить. Одним словом, повезло мне.
– Да, повезло тебе, – сказал Ли Сопра скучным голосом. – А парню не повезло. Слушай, давай земельные документы посмотрим. У меня с компьютером что-то случилось, завтра повезу его в Салерно. Заодно в адвокатскую контору зайду.
– Адвокат этот смотрит на меня, будто я чужого хочу. Насторожен, точно куропатка на яйцах. Почему они все терпеть меня не могут?
– Не обращай внимания. Я же сказал, что помогу все уладить. Разве я не все твои дела улаживаю? Или ты недовольна?
– Ладно, хватит подслушивать, – буркнула Пулия за моей спиной. – Отнеси лекарства на третий этаж и проследи, чтобы никто таблетки за щеку не закладывал.
– Неужели у них любовь? – спросила я, чтобы задержать ее еще на минуту.
– В этом отеле все выглядит не так, как есть на самом деле. Такое уж это место. А скоро его продадут, и останусь я на старости лет без работы. |