– Кто это в здравом уме купит нашу богадельню?

– Еще как купят, – возмутилась Пулия. – В конце января сюда приезжал нотариус, думаю, что они с Аверичи обсуждали продажу. На три часа заперлись в библиотеке.

– Знаешь, меня учили не верить в совпадения. В январе приезжает нотариус, через две недели хозяина убивают на окраине парка, а теперь капитан разглядывает в его кабинете земельные бумаги. Здесь определенно есть связь.

– Где это тебя учили? – Пулия выпрямилась и хмуро на меня поглядела. – Человек такого полета, как Ли Сопра, не станет связываться с незаконным делом. А совпадение свое ты из пальца высосала! Люди умирают каждый день, потому что Господь создал нас смертными.

Черта с два. Люди умирают, когда кто-то хочет, чтобы они умерли, подумала я, но вслух ничего не сказала. Нет ничего хуже раздосадованной Пулии.

Выйдя за ворота, я увидела тренера Зеппо, восседавшего на скутере в черных очках, хотя солнце едва пробивалось сквозь тучи. По черным очкам весной сразу видно северянина. Чем южнее провинция, тем реже там видишь людей, скрывающих взгляд. Вторая пара черных очков в отеле принадлежит капитану, но тот, по слухам, испортил себе глаза сиянием арктических льдов. На Зеппо была красная кожаная куртка, одной ногой он упирался в каменную стену, другая стояла на земле, и вся его поза выражала готовность крутануть ручку и что есть духу помчаться по шоссе. Волосы тренера сияли на солнце, будто свежая сосновая стружка.

– Петра, ты куда так рано? – Он помахал мне шлемом. – Хочешь, подвезу до деревни?

Я остановилась и поглядела на него с сомнением. Всем известно, что тренер Зеппо смотрит только на одну женщину в отеле и только с ней разговаривает. Потом я все же кивнула, подошла к нему и устроилась сзади. Ездить без шлема позади водителя мне не привыкать: у Бри тоже был скутер. «Веспа», издали похожая на улитку с рожками. Теперь он стоит за домом и ржавеет, хотя я все сделала как положено: слила бензин и масло, смазала некоторые детали литолом и укрыла его чепраком из куска чертовой кожи.

Мы проехали километров семь, не больше, когда Зеппо затормозил возле кладбища, у северной стены, где расположены ниши с урнами. У ворот растут молодые клены, а дальше, до самой Аннунциаты, тянется мощеная дорога, поросшая колючим барбарисом. Здесь часто назначают свидания, но меня пока никто не приглашал.

– Послушай, Петра. – Зеппо слез со скутера, вид у него был смущенный. – Ты ведь с комиссаром полиции на короткой ноге? Поговори с ним, чтобы с меня сняли подписку о невыезде. Мне к друзьям надо съездить. Я сам хотел пойти, но тебя он послушает, а на меня смотрит косо.

– Но тебя же отпустили, разве нет?

– Отпустили, да только подписку взяли. – Он сел на траву и безнадежно махнул рукой. – Хотя у меня алиби, каких мало: в ночь убийства я был на репетиции, торчал в театральном флигеле, и человек двенадцать подтвердили, что я никуда не отлучался.

– Тогда зачем полиции твоя подписка?

– У комиссара нет ни одной зацепки, вот он и роет там, где уже вдоль и поперек перерыто. Давно пора списать это дело в архив, все равно никого не найдут. Хозяина убили и забрали марку, над которой он так трясся, что не расставался с ней ни на минуту. Тот, кто это сделал, уже далеко отсюда, его и след простыл. – Он достал из кармана подтаявшую конфету и протянул мне: – Любишь карамель?

– Что я тебе, ребенок? – Я села рядом с ним на траву, сняла туфли и вытянула ноги. – Аверичи был богачом, в этом все дело. Был бы это простой парень, полиция давно бы рукой махнула.

– Это точно.